|
→6←
Не приехал.
Не приехал, а она надеялась. Ждала.
Но ведь Павел Олегович обещал… он обещал, что Андрей обязательно будет на показе.
Господи, ну почему всё так… Почему всё так несправедливо!
Слёзы подступают к глазам. Она оглядывает зал. Всматривается в каждого человека. Ищет. Она всё ещё ищет Его.
Может, Он здесь? Просто Она не заметила…
Это, конечно, нереально… Она не могла не заметить…
Но может?
Но нет!
Показ закончился два часа назад. Ждановы-старшие уехали. Некоторые гости тоже уже разошлись.
Вокруг ещё слышатся восторженные перешёптывания от увиденного.
Коллекция «Зималетто» произвела фурор. Все в восторге. Впервые такие модели одежды представлены российской компанией. Впервые коллекция создана для неформатных женщин. Это сенсация.
Только Ей до этого всего нет сейчас никакого дела. Потому что Его нет. Он не приехал.
И последняя надежда летит вниз, разбиваясь на множество мелких осколков, больно вонзающихся в сердце.
Всё кончено.
Это конец.
Он Её не простил, не понял и, очевидно, что и забыл за эти два месяца.
Нет больше сил.
Ждать было бесполезно.
Разворачивается и, не оглядываясь, она быстро идёт к выходу. Показ провела, своё дело сделала, теперь может быть свободна. Хотя бы… на этот вечер.
Острые каблуки легко стучат по паркетному полу. В ногах путается подол длинного платья. Узкого. По фигуре. Пока себе такое ещё можно позволить.
Слёзы так и норовят покатиться из глаз, но Катя, прикусив губу, мужественно терпит, молясь только об одном: пусть никому не приспичит именно сейчас поговорить с ней, и.о. президента, о заключении нового контракта с «Зималетто»; пусть никому больше не захочется поздравить её с успешным проведением показа; пусть она уйдёт отсюда никем незамеченной и наконец сможет дать волю эмоциям.
Мария Тропинкина взяла с подноса бокал шампанского и, приплясывая под музыку, двинулась по залу.
Кто-то толкнул в спину. Несильно, чтобы было больно, но достаточно, чтобы облить шипучей жидкостью руку и край кофты.
- Да что же это такое?! – воскликнула Тропинкина и обернулась. – Катя?
- Прости, Маш! – рассеяно извинилась Пушкарёва и открыла сумочку, чтобы достать платок.
От резкого движения в глазах появляется туман, предметы начинают расплываться.
Шумно глотнув ртом воздух, Катя хватается за плечо подруги.
Тропинкина успевает поддержать её.
- Ты что?
- Сейчас, Маш, мне просто что-то нехорошо…
- Не жалеешь ты себя, Катька, совсем. Неудивительно, что у тебя нервы сдали. Работаешь, как проклятая.
Сквозь гул в ушах Катя плохо слышит, о чём говорит Маша. Сейчас все мысли сосредотачиваются на том, что нужно скорее прийти в себя. И ехать домой. Отдохнуть. Ей действительно нужно отдохнуть. И забыться. Сном. После такого тяжёлого дня, она уверенна, она обязательно уснёт. Нужно думать о себе. О своём здоровье. Теперь это очень важно.
Головокружение проходит. Катя заставляет себя улыбнуться.
- Я такая неуклюжая. Я не хотела, извини…
- Кать, да прекрати ради Бога! Скажи, с тобой всё в порядке?
- Всё в полном порядке. Я просто оступилась. Я поеду.
И направляется к выходу
- Кать, подожди! – окликнула её Маша и, сунув свой бокал проходящему мимо официанту, догнала подругу. – У тебя что-то случилось?
- У меня? Всё нормально, Машуль.
- Ты что, уже уходишь? – не унималась Тропинкина. – А показ?
- А что показ? Всё прошло хорошо. Гости расходятся, - пожимает плечами Катя. – А я устала. Просто устала. Я домой поеду, – и, осторожно шагая, боясь вызвать ещё один приступ головокружения, выходит в холл.
Маша удивлённо посмотрела ей вслед. С Катей было что-то не то, но что точно – сказать трудно. Расстроенная она какая-то, а ведь радоваться должна. Показ всем понравился. Вон какие аплодисменты были. Маша чуть не оглохла. Она хоть и была на таком мероприятии в первый раз, но знала наверняка – богатые и знаменитые люди просто так распаляться не будут. Кате вздохнуть не давали, когда показ закончился – всё комплименты рассыпали. Даже Милко, и тот сказал, что рад работать с Пушкарёвой. А она расстроенная почему-то…
Эта дурацкая машина всё не заводилась. Катя снова и снова поворачивала ключ в замке зажигания, но автомобиль в ответ лишь хрипло кряхтел и не желал трогаться с места. Зато от чего-то распахнулась дверь со стороны пассажирского сидения, и показалась голова Марии Тропинкикой.
- В чем дело? – удивлённо спросила Пушкарёва.
- Просто подумала, что поеду с тобой, - беззаботно ответила Маша и, кряхтя, залезла в салон. - Мне кажется, что у тебя что-то случилось.
- Да! – воскликнула Катя. – Случилось! У меня машина не заводится! У меня день был тяжёлый! И побыть я хочу одна! Этого мало?
Выдохнула и отвернулась.
Во всём, что в данный момент происходило с Катей, не было Машиной вины, и ни чьей вины не было.
Просто так сложились обстоятельства.
Так повернулась жизнь.
Катя была морально опустошена.
Хотелось только одного - выплакаться. Вырыдать всю ту обиду, тоску, грусть, непонимание и любовь, которые в душЕ вперемешку, наперегонки, давя друг друга, падая и снова поднимаясь, носились по замкнутому кругу.
На грани отчаяния.
Да, Катя была на грани.
Ей плохо. Так плохо, что болело не только сердце. Болела каждая клеточка тела. Ведь и тело, и сама Катя потеряла самое главное, что было у неё в жизни. Любимого мужчину.
- Ладно-ладно! – мирно сказала Маша. – Этого, конечно, достаточно. Поэтому тебе надо просто расслабиться, понимаешь? Просто рас-сла-бить-ся! И поговорить с кем-нибудь! Ты как комок нервов. Даже глаза в кучу.
- Глаза в кучу, Маш, у меня не от этого, - вздохнула Пушкарёва и опустила голову. – Мне жить не хочется.
- Каааать, - Тропинкина потрепала её по плечу. – Ну чего ты Бога гневишь? Так нельзя говорить. Никогда. Да и на что тебе жаловаться? Ты – красивая женщина, президент такой компании, мужики с тебя глаз не сводят. Ты гордиться собой должна! – и выпятив грудь вперёд, показала, как надо собой гордиться.
- Гордиться? – усмехнулась Пушкарёва, глядя на клоунаду подруги. Было не до смеха.– А мне рыдать хочется, потому что не нужны мне те, кто вокруг меня вьётся. Мне один нужен, а он не приехал…. Господи, ну это же его компания! Мог он хотя бы ради неё приехать?! – и раздаётся глухой удар ладони о руль.
И вопрос «Ты о ком?» отпадает сам собой. Только одного человека не было сегодня на показе. Только одного из тех, кому принадлежит «Зималетто». Не было Андрея Жданова.
- Кать… - шепчет Мария, словно боясь произнести вслух свою догадку.
- Маш, - как-то так тихонько-тихонько посмеивается Катя, прикладывает тыльную сторону ладони к губам и глядит своими большими карими глазами, полными слёз. - Я ему не нужна!
- Поехали! – уверенно произносит подруга и разворачивается на сидение.
- Куда?
- Поехали ко мне. Поговорим. Сейчас Егорку спать уложим, и обо всём поговорим.
→7←
- Знаешь, где это болит? Вот здесь вот… - она прикладывает ладони к себе чуть выше груди и морщится. И вся как будто скукоживается. Сжимается. Боль читается в каждом её движении. – Здесь болит так, что даже кричать невозможно, хотя там, внутри, всё разрывается. Горит. Сжигает заживо.
- Ты дрожишь…– подруга протягивает руку и хочет дотронуться до Неё. Помочь, поддержать… Что делают в таких случаях, когда нет физических ран, но есть те, которые называются душевными? Их не видно, не слышно. Они просто отражаются от того, у кого ими истерзано всё внутри.
Она отстраняется. Не даёт дружеской руке прикоснуться к своему плечу.
- Нет. Сейчас всё пройдёт. Справлюсь. Не привыкать.
Скупо улыбается. И вздыхает. Прерывисто. Вымученно.
- Может, не будем об этом говорить, если тебе так… трудно…
- Это трудно… - она закрывает глаза и, обхватывая плечи руками, ложится на диван. Сворачивается в клубок. – Но у меня не было возможности сказать ему, и мне надо этим хоть с кем-то поделиться… Иначе я… я... Просто мне плохо, Маш, очень плохо…
Маша садится на пол. Пристраивает голову на подлокотник дивана так, чтобы видеть Катю. И просто ждёт. Рассказа, мыслей, чувств… Всего, что сейчас последует.
- Я была ему нужна… Я чувствовала, что нужна ему…
- Как воздух?
Лёгкая улыбка скользит по её губам.
- Так пишут в книжках… Да нет, Маш, воздухом он дышал. Это трудно объяснить, но…
Знаешь, я зарекалась не влюбляться. Никогда-никогда. Потому что я была уверена, что никто не сможет меня полюбить. Просто я такая… не знаю… Некрасивая, нелепая, неуклюжая, я всегда была поводом для насмешек. Привыкла к этому, с этим жила.
А цифры для меня, все эти нолики, крестики… - она смущённо смеётся, -…другая реальность. Мир, в котором мне всё понятно, ясно. Я там королева. Когда я погружаюсь в работу, для меня больше никого и ничего не существует…
- Чем и воспользовался Жданов! – зло усмехается Маша и кивает, словно соглашаясь сама с собой.
- Нет, что ты! Он этим не воспользовался. Ему просто был нужен хороший помощник. Так случилось, что им оказалась я. Правда, с подачи Павла Олеговича.
Тропинкина разворачивается и теперь спиной облокачивается на диван.
- Да, я помню, как он чуть ли не бегом за тобой бежал. Вот увидел в тебе экономический талант и испугался, что упустит…
…- Вам позвонят! – отрапортовала Мария Тропинкина, положив трубку. – Андрей Павлович сказал, что им нужно время всё обдумать!
Клочкова возмущённо вскинула голову, поднялась с дивана и направилась к стойке ресепш, сверля Тропинкину взглядом.
- Ты что-то недопоняла, дорогуша. Перезвони и уточни. Меня должны были сразу взять на работу.
- Я передаю слова Андрея Павловича. Он сказал, что они ещё подумают и вам перезвонят.
- Это он ту… - Виктория махнула рукой на Катю, которая, уже надев пальто, застёгивала пуговицы, - … имел в виду. А я – Вик-то-рия Клоч-ко-ва. Впрочем, Андрей и сам знает, кто я.
Маша усмехнулась и скрестила руки на груди.
- Девушка, Андрей Павлович ясно дал понять, что решение ещё не принял. Вас что-то не устраивает? Обращайтесь напрямую, если вы так уж близко знакомы.
- До свидания! – тихо сказала Катя, проходя мимо. Берет как-то отчаянно свисал на глаза. Шарф был намотан вокруг шеи так, что скрывал половину лица. Полное обмундирование. Только из-под длинного серого пальто выглядывали две тонкие ножки в темно-коричневых полусапожках.
Весь гнев Виктории тут же улетучился. Она снисходительно осмотрела девушку. Это же надо – чучело ещё на что-то рассчитывало!
- До свидания! – быстро кивнула Маша и снова воззрилась на Клочкову. - А вы, девушка, так и будете тут стоять или всё-таки к начальству лично пойдёте?
- Не смей мне хамить! – рявкнула Виктория. – А то как бы тебе не вылететь отсюда.
Дверь из президентской приёмной распахнулась. Вышел Жданов-старший, огляделся и, заметив Катю, переминающуюся с ноги на ногу у лифта, направился к ней.
- Павел Олегович, - бросилась к нему Клочкова. – Как хорошо, что Вы вышли, а то тут…
- Извини, Вика, - Жданов мягко отстранил её от себя. – Катя! – позвал он, когда Пушкарёва уже зашла в лифт. – Катя, подождите минутку.
Рука девушки вынырнула из кармана пальто, неловко стянула берет с головы и прижала к груди.
- Что-то случилось? – удивлённо спросила Катя.
Жданов взял её за руку и вывел из кабины.
- Вы можете уделить мне время? У меня есть к Вам разговор…
… - Он предложил мне работать вместе с ним.
- И ты поехала в Лондон?
Катя поворачивается на спину, вытягивается вдоль дивана и кладёт руки на живот, накрывая одну ладонь другой. Смотрит на потолок, где тень от люстры очень похожа на большого паука. Наверное такого же, как и тот, что живёт сейчас внутри. И гнетёт, и ворошит, и делает больно.
- Да, я поехала в Лондон. Родителей пришлось очень долго уговаривать. Особенно папу. Представляешь, он даже собирался всё продать в Москве и переехать жить в Англию.
- Представляю. И знаешь, что думаю? Вот говорят «мама, не горюй», а про Валерия Сергеевича с лёгкостью можно сказать «папа, не горюй». Но… он тебя просто любит.
- Я знаю. Но, Слава Богу, нам с мамой удалось его уговорить. Я пообещала отзваниваться каждый день и приезжать в гости, как только будет возможность. Папа… он даже Павлу Олеговичу позвонил: взял с него слово, что он меня в обиду не даст.
Катя замолкает, на минуту погрузившись в воспоминания.
- Мне так стыдно было, - снова заговаривает она, - перед Павлом Олеговичем. Я даже потом у него извинения просила, а он мне сказал, что сам отец и всё понимает. У него за сына каждую минуту голова болит.
- Да чего это за Андрея Павловича голова должна болеть? – недоумённо восклицает Мария. – Он уже большЕнький мальчик, как Милко выражается.
Катя поворачивается на бок и складывает ладони корабликом под щёку.
- Это только так кажется, - говорит, а у самой появляется блеск в глазах от внезапно всплывшего в памяти кадра.
Андрей накануне того проклятого Совета.
Подходит к Ней близко-близко.
И, легко касаясь пальцами Её щеки, шепчет: «Обними меня, Кать. Пожалуйста».
- БольшЕнькому мальчику тоже иногда нужна забота и ласка.
- Кать! – ухмыляется подруга. – Ну уж ласки нашему Жданову всегда хватало…
Взгляд Кати становится напряжённым.
- Ой, прости! – испуганно бормочет Тропинкина и бьёт себя по губам. – Я совсем не то хотела сказать. Прости, прости меня, пожалуйста, - хватает Катю за руку чуть выше запястья и преданно заглядывает в глаза. – Прости, я больше не буду говорить подобные глупости… Рассказывай дальше. Я обещаю, что буду молчать.
- Да что рассказывать-то? – Катя закрывает глаза. Чтобы скрыть боль. Чтобы не выдать тоску, которая так сдавливает грудь и рвётся наружу. – Красавец и чудовище. Принц и Золушка. Он полюбил её за ранимую душу, а она… она его просто полюбила….
_________________
Жизнь — это то, что с вами случается как раз тогда, когда у вас совсем другие планы. /Джон Леннон/
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Быстрей бы ВСЁ началось!!! 
Ура.
)
Вы - НеПрофи, я - Небратья, думаю, сойдёмся 
