Девочки дорогие, спасибо-спасибо-спасибо!!!! Мы вас любим!
_______
4.
Меньше всего их встречи напоминали свидания. Все, что угодно, но не свидания. Не было ни цветов, ни романтических слов, ни страстных поцелуев при встрече, ни нежных при расставании. Они встречались открыто – в самых разных ресторанах Москвы, обычно расположенных в гостиницах:
– Зачем терять время?
– Ты всегда такой деловой?
– Тебя же это устраивает?
Катя как-то быстро, незаметно привыкла не озираться по сторонам, не думать о впечатлении, которое их пара могла бы произвести на окружающих. В конце концов – они взрослые люди, никому ничего не должны. Тем более – и об этом она пока (дай Бог, что пока) не могла думать без горечи: на самом деле всем, всем–всем–всем, было плевать, как проводит свое свободное время Катя Пушкарева. Вот если бы она все еще была владелицей Никамоды - тогда да, а так… Личная жизнь Воропаева, как выяснилось, тоже мало интересовала окружающих.
– Я же не твой обожаемый Андрюша, вот кто умеет создавать вокруг себя шумиху.
– Он не мой. И не обожаемый.
– А почему тогда злишься?
– Я не злюсь!
– Злишься!
– Не злюсь!!!
– И не надо так орать на меня!
– А ты перестань смеяться!
Их разговоры больше напоминали перепалки. Ему нравилось выводить ее из себя, Катя понимала это. И не оставалась в долгу. Поначалу она сопротивлялась и несколько раз пыталась стоически отмалчиваться – могла же она сохранить спокойствие, если Андрей бушевал по какому-нибудь «рабочему вопросу». Но с Воропаевым все старания шли прахом: он не отставал, пока она не начинала закипать.
Мне нравятся страстные женщины!
А может, это ей и нравилось главным образом? Что не нужно притворяться. Казаться лучше, умнее, добрее. Соответствовать каким-то выдуманным и надуманным идеалам. Она чувствовала себя… свободной. Да, свободной! От правил и запретов, придуманных главным образом ею самой.
Она всегда стеснялась своего тела, старалась лишний раз не смотреть на себя в зеркало, а сейчас - впервые - почувствовала себя женщиной. Желанной, привлекательной женщиной. Да, ни о какой любви не шло и речи, но ей и не нужна была Сашкина любовь. Такое и представить дико, невозможно – влюбленный Воропаев. Нет уж, их отношения хороши такими, какие они есть. И то, что в любой момент их можно прекратить и спокойно, без истерик и скандалов уйти – тоже хорошо. Но пока… пока ее все устраивает.
– Ты изменилась.
– И это не комплимент.
– Опять мимо: комплимент. Ты на себя в зеркало смотришь?
– Хочешь сказать, что общение с тобой благотворно влияет на мою внешность?
– Общение? Не знаю, а вот секс со мной точно влияет положительно.
Сашка умел сделать комплимент так, чтобы похвалить прежде всего себя, поэтому воспринимать его слова всерьез не стоило. Никто не замечал в ней никаких изменений, даже родители и Колька, даже вездесущий женсовет, что уж говорить о боссах…
***
Что-то было не так. Определенно. И Роман Малиновский тщетно пытался понять – что.
Раньше ему казалось, что нет ничего проще, чем определить, красива женщина или нет. Привлекает – или нет. А сейчас он был в полной растерянности.
Перед ним была все та же Катя Пушкарева! Ни грамма косметики на лице, все те же жуткие темные тряпки вместо одежды. Но что в ней изменилось? Почему теперь он оборачивается, когда Катя проходит мимо? Рома присматривался к ней, он же считал себя – не без оснований! – очень внимательным. Походка… определенно, она теперь ходит как-то по-другому. Раньше как было? Летит наша тачанка вперед, не разбирая дороги, сбивая все на своем пути. А сейчас? Бедром так, эдак, не идет – плывет. Боги мои, у Пушкаревой есть бедра, кто бы мог подумать. И не только бедра. Как, оказывается, меняют дело несколько расстегнутых пуговиц на блузке! И уже не замечаешь это унылое безобразие, а видишь только высокую белую шею и… а размерчик-то третий, любимый. А голос? Откуда в нем появился этот грудной тембр, эти хрипловатые, сексуальные нотки? Рома аж взмок весь, когда услышал ее телефонный разговор с одним из поставщиков.
Рома Малиновский был не только внимательным, но еще и очень, очень умным. Он быстро понял, что могли означать такие разительные перемены. И кто же рискнул, кто превратил бесполого андроида в женщину? Чертовски интересно было бы узнать.
Тонкие расспросы Шурочки, которым бы сам Штирлиц позавидовал, ничего не дали. Женсовет ничего не знал – Рома был готов поручиться, а если женсовет ничего не знает… Любопытство дошло до крайней точки кипения. Своими соображениями срочно надо было поделиться, но Жданов не проявил никакого интереса и даже высмеял Ромины предположения.
- Малиновский, ты перегрелся, что ли, на майском солнышке? А что с тобой летом будет? – не отрываясь от просмотра ну очень интересных отчетов, спросил Андрей.
- Говорю тебе – она изменилась! – трагическим шепотом поведал Роман Дмитриевич.
- Да в чем, Малиновский? Та же Катя! Я лично ничего такого не заметил.
- И почему меня это не удивляет? А ты присматривался? Ты видел – как она теперь ходит? Раньше как ходила! А пуговки?
Ромка попытался объяснить Андрею и про походку, и про голос, и про пуговицы, но Жданов смотрел на него как на идиота.
- Пуговки? Малина, ты что, фетишист? Какие, к черту, пуговки?
- Сам ты фетишист! - обиделся Рома. – И ты совсем меня не слушаешь! Но да… не в пуговках дело, это точно.
- А в чем же? – устало спросил Жданов.
- Да в том, что все эти пуговки – неспроста! У нее кто-то появился, вот в чем, - выпалил Малиновский. – И на твоем месте я бы всерьез озаботился вопросом – кто же это окучивает нашу Катю.
- Ээээ… предположим, что ты прав, - осторожно сказал Андрей. – И… что? Даже если у Кати кто-то есть? В конце концов, это ее личное дело.
- Ошибаетесь, уважаемый – общественное, - парировал Рома. - Ее мозг – это наше все. Ты же понимаешь, если Катина голова будет забита всякой дребеденью типа любви, то ее, головы, производительность резко упадет.
– Пока не упала? Или упала? – снова хватая листки с отчетом, поинтересовался Андрей.
– Пока не упала, но…
– Вот, значит - все в порядке! – довольно констатировал Жданов.
- Как знать, Палыч, как знать… – задумчиво сказал Малиновский.
- А почему тебя это так заботит? Уж не влюбился ли ты, Малина? – Андрей рассмеялся. - Пуговки сразили тебя наповал?
- Палыч-Палыч, оказывается, за этим наглухо застегнутым воротом скрывалось такое богатство… Ты бы хоть для общего развития присмотрелся к своей помощнице! В конце концов, твоя обязанность - заботиться о сотрудниках! – снова начал наседать Роман.
– Я присмотрюсь. Обещаю. Завтра. А ты, Малина, пообещай мне поменьше заглядывать в декольте всех встречных дам. Прошу. Для общего блага, – самым серьезным тоном попросил Андрей.
Малиновскому ничего не оставалось, как вздохнуть, махнув рукой на этого толстокожего носорога.
До поры до времени Рома не возвращался к вопросу личной жизни Катерины Валерьевны Пушкаревой, пусть ему и хотелось. Он ждал подходящего момента - и этот момент настала. Правда, Малиновский предпочел бы, чтобы все случилось несколько иначе, но у мироздания на данный счет было свое мнение.