Монолог четвертый. «Инструкция»
«Нет! Не хочу ни о чем думать…», - Кира, пытаясь отогнать гнетущие мысли, зажала уши ладонями, как будто таким образом можно было не слышать саму себя.
«Я не буду ни о чем думать. Я не буду ни о чем думать. Я не буду ни о чем…», - повторяла она как заклинание. Сидела, монотонно раскачиваясь из стороны в сторону, на диване в своем кабинете и уговаривала себя не думать, просто ни о чем не думать.
«У меня нет больше сил. Ну, может так быть, что у человека больше… нет… сил… думать!»
Ее собственная голова казалась ей неподъемно-огромной, руки и ноги одеревеневшими и бесчувственными. Но если ноги, вдоволь набегавшись за невозвратным прошлым, наконец, остановились, а измученные страданием руки - обреченно опустились, если все ее тело, вдруг почувствовав себя больным и бесконечно уставшим – сдалось, то возбужденный температурящий разум сдаваться не собирался и беспрестанно ее, отчаянно пытавшуюся сейчас найти маленький островок, если не надежды, то хотя бы покоя в окружающем со всех сторон океане несчастья, изводил пытками воспоминаний и никому уже ненужных запоздалых размышлений.
Почувствовав, наконец, бесконтрольную свободу, он - разум, с упоением самоубийцы выпивающего склянку с ядом, с разбега окунулся в события, пережитые за последние два дня.
«Только не это! Об этом я точно не смогу сейчас думать!» - Кира вскочила и, преодолев небольшое расстояние, оказалась у огромного во всю стену окна.
Она сосредоточенно вглядывалась в бескрайнюю зимнюю ночь, словно черными метущимися крыльями укрывающую со всех сторон город.
То, что происходило сейчас там, в темноте ночи, было под стать ее настроению. Метель, разбушевавшаяся не на шутку, резкие порывы неистового ветра с кружащимися в бешеном танце тоннами колючих льдинок, как будто проверяли на крепость современное высотное здание, оконные стёкла, которого, чуть вздрагивали и еле слышно звучали, принимая на себя удары стихии. С высоты 23 этажа, вращение миллиардов снежинок, сумасшедшее перемешивание в воздухе масс снега, выглядело завораживающе и пугающе.
Ей вдруг показалось, что еще секунда и взбунтовавшаяся стихия, сокрушительно ударит и взорвет эту многоэтажную махину из стекла и бетона. Обрушаться миллиардами осколков стёкла, содрогнуться стены, покачнется пол и как невесомый карточный домик начнет корежиться и ломаться все, что мгновение назад казалось таким прочным и незыблемым и она сама, как хрупкая фарфоровая кукла, распадется, рассыплется, разорвется на куски, на осколки.
Казалось на этот раз разум, испуганный слишком мучительными, слишком острыми ощущениями, вынужденно сдался. Видение исчезло также неожиданно, как и возникло, оставив после себя апатию с нежеланием ничего.
И все-таки в ее сейчас почти ушедшем в сумрак сознании, явственно, как светящаяся яркая точка, проступала, будоражила и не давала покоя, одна единственная мысль.
- Когда? – шепнули ее «сломанные» болью губы.
«Ты хочешь вспомнить, когда все случилось? Когда ты перестала понимать, что происходит с Андреем?»
Голова гудела, мысли постоянно тонули в сумраке отчаяния, но Кира, уже осознав бесплодность своих попыток ни о чем не думать, постаралась теперь сосредоточиться и разобраться во всем случившемся до конца.
«Когда в Зималетто появилась ОНА? Нет, раньше. Это произошло раньше! И в этом никто другой кроме тебя не виноват» - не щадила она свое самолюбие. – «Вспоминай, Кира! Вспоминай. Андрей стал исполняющим обязанности президента. Он счастлив, взволнован, он пришел к тебе поделиться своими планами, а у тебе на уме одно – его очередная «любовь», как же ее там…, уж, и не вспомню. Андрей пытается что-то тебе рассказать…. А ты опять за свое: - «Что у тебя с этой Светочкой», ах да, вспомнила, как ее звали», - Кира горько усмехнулась.
Как же так, она всегда считала, что лучше всех знает и понимает Андрея и вдруг, в самый трудный период его жизни, перестала его понимать. Почему так случилось? Почему она махнув рукой на его заботы, его работу, его жизнь, сосредоточилась только на себе, на своих желаниях и проблемах?
«Что произошло? Почему все изменилось? Почему ТЫ изменилась?» - и она вдруг ясно поняла – почему.
Страх. Всему виной был страх. Именно тогда, после его официального предложения руки и сердца, когда вдруг стала такой близко-доступной, такой реально-ощутимой ее мечта стать Ждановой, она испугалась. Испугалась, что, что-то случиться и Андрея у нее отберут, что она потеряет его.
Запоздалое понимание собственной глупости и невозможности ничего изменить, волной слабости прокатилось по телу и заставило ее вернуться и вновь лечь на диван, подтянув к груди колени и отвернувшись к стене.
Четыре года ожидания, надежд. Четыре года, из которых только один был по-настоящему счастливым, а остальные три - в сущности, мучительно долгим расставанием. Кира безнадежно признавалась себе в том, что уже давно поняла. Если бы не гибель ее родителей, Андрей ушел бы от нее еще два года назад, и ничего, ни ее любовь, ни интересы семьи и бизнеса не остановили бы его. Только пошатнувшееся здоровье Павла Олеговича и сочувствие к ней, осиротевшей, потерявшей опору в жизни, примирило его с мыслью об их совместном будущем.
«Твоя заветная, казавшаяся такой несбыточной, мечта – выйти замуж за Жданова, вдруг стала возможной, и ты совсем потеряла голову, Кира».
Не легко ей было сейчас понимать и признавать, что она, как безумно уставший, из последних сил бегущий к финишу, стайер, почувствовав приближение этого самого финиша, забыла обо всем на свете, кроме этой долгожданной заветной черты…
«СВАДЬБА! Вот альфа и омега твоего существования все это время. Отсюда и ревность и истерики и желание контролировать с утра до вечера и игры в шпионов…», - она выпрямила ноги и повернулась на спину, уставившись невидящим взглядом в потолок.
«Какой же ты была дурой, Кира» - жаркая волна понимания собственной глупости, ошпарила своей очевидностью будто кипятком.
«Ведь ты все чувствовала, все понимала. Догадывалась, что далеко не такими незначительными, как старался тебя уверить Андрей, были убытки, понесенные фирмой после провала его первой самостоятельной коллекции, и то, что не все гладко в истории с поставщиками, тоже догадывалась. И если бы дала себе время подумать проанализировать, да что там просто откровенно поговорить с Андреем, может сейчас не было бы все так горько, ужасно и безысходно. Ты сама, сама оттолкнула его от себя и потеряла то, что так долго было единственным, что связывало вас – его дружбу, его доверие…. И вот результат…», - она закрыла усталые глаза и, потирая рукой воспаленный лоб, попыталась справиться с все возрастающим возбуждением.
«А ОНА», - Кира даже в мыслях не могла произнести ее имя. – «А она понимала, она была рядом, она помогала, спасала…»
Перед глазами встал образ девушки несущейся по полю с портфелем в руках и криками «Андрей Палыч».
«Ведь ты тогда впервые приревновала к ней Андрея», – Кира раздраженно помотала головой. – «Ревность – вот все, на что ты была способна. А ты должна была не ревновать, а понимать, что для Андрея важно, а что нет и помогать ему. А ты предпочла разыгрывать из себя обиженную безмозглую барышню. Сама каждым словом, каждым жестом постоянно доказывала ему, что Андрей Жданов – президент, тебе не нужен, что нужен тебе только Андрей Жданов – верный муж и пылкий любовник, и удивлялась потом, почему это он отдаляется от тебя? Он остро нуждался, ему как воздух был необходим друг и соратник,… и он нашел такого друга…».
Кира, вдруг почувствовала, как с ее глаз будто спадает пелена и в сознании сами собой, как кусочки мозаики складываются, все известные ей факты.
«Господи, Кира! Как ты могла быть такой слепой? Воистину, если Господь хочет наказать человека, он лишает его разума. Ведь все у тебя на глазах случилось. Ты вспомни, как Андрей защищал ее, оберегал, опекал. Как восхищался ею как специалистом, как ласково улыбался…. Нет! Не могу больше», - она опять вскочила и лихорадочно забегала по кабинету. – «Дура, высокомерная гусыня, ты даже представить себе не могла, что Андрей может полюбить такую…, а он полюбил. И КАК полюбил! Помнишь, как звал ее во сне. «Кошмарный сон про приставов». Помнишь, как страдал. А на этом проклятом Совете, как он защищал ее. Ее, предавшую, уничтожившую его – ЗАЩИЩАЛ!» – Кира до боли сжала зубами кисть руки. Из крепко-накрепко зажмуренных глаз покатились слезы.
Перед ее мысленным взором вставал Андрей, отчаянно пытающийся задержать измученную девушку с побелевшим лицом, Андрей, усмехнувшийся в ответ на ее пощечину, Андрей, признающийся ей в любви к другой женщине:
- «Нет, это ты еще ничего не поняла, я действительно ее люблю».
«Инструкция», - вспомнила она три измятых, истерзанных листочка бумаги. – «Да ничего она не значит эта инструкция. Это же бред Малиновского, а что Роман знает об Андрее, что он может знать об Андрее? Это я знаю…. Теперь я знаю все».
Час назад, рухнула ее последняя надежда. Она пришла в президентский кабинет, для того, чтобы попытаться в последний раз повлиять на Андрея:
- Что ты будешь делать со своей жизнью?
- Не знаю.
- А если она вообще не появиться или появиться, но не захочет с тобой встречаться?
- Кира, прости, но я не хочу и не могу с тобой говорить на эту тему.
…
- Почему ты выбрал именно эту женщину? … Что ты нашел какую-то необыкновенную личность? А что необыкновенного в той женщине, которая спит со своим богатым, красивым, почти женатым начальником?
- Кира, я не собираюсь обсуждать с тобой ни Катю, ни мое отношение к ней. Это мое личное дело, понимаешь?
…
- Она лишила тебя всего, а ты, ты продолжаешь ее идеализировать.
- Ты знаешь, почему она так поступила, потому, что я очень сильно ее обидел.
«Жалкая, никчемная попытка вернуть то, что потеряно не сегодня и ни несколько месяцев назад. Потеряно тогда, когда, забыв о гордости, ты простила ему, то, что другие не прощают. Какой же смысл был задавать вопрос: - «Что во мне не так?». Все и давно НЕ ТАК».
Она медленно шла по коридору опустевшего офиса. Привыкший к постоянному гомону десятков голосов, бесконечному топоту ног, ее второй дом казался сейчас таинственным и печальным.
Проходя мимо приемной, поймала себя на привычной мысли - «Где сейчас находится Андрей?»
В первое мгновение, услышав жуткий грохот, раздавшийся из президентского кабинета, она замерла как вкопанная, но в туже секунду, уронив на пол, все, что было в руках, бросилась к Андрею. Кира открыла дверь, в тот самый момент, когда Андрей кинулся к окну и с отчаянной неистовой силой закричал.
- КАТЯ!!!»
Она поспешила закрыть дверь, успев краем глаза увидеть разгромленный кабинет, но она уже не могла увидеть как Андрей, в точности повторяя ее движения, медленно сползает по окну, как и она по стеклу двери, на пол и так же как она, обхватив себя руками, уткнувшись головой в колени, баюкает свою боль…. И уж совсем не могла увидеть Кира как далеко-далеко от Москвы, на борту прогулочной яхты, падала на колени Катерина, шепча отчаянно:
- Ему плохо, ему очень плохо….
|