|
Глава 7
Катя отодвинулась на край постели. Покосилась на Ромку и спустила вниз ноги, чтобы уйти от греха подальше.
- Ты куда-а-а, пра-а-ати-ивный? – томно пропел Малиновский, протягивая к ней руку.
- Ты псих! – только и смогла сказать Катя.
Вдоволь налюбовавшийся ее испуганным видом, Рома захохотал:
- Да ладно, Пушкарева! Я же пошутил!
- Ты серьезно?
- Серьезно, серьезно! Мне было интересно посмотреть на твою реакцию!
- Ну, у тебя и шуточки, - возмущенно сказала Катя.
- Да неужели так страшно? – невинно поинтересовался Рома, - Тебе-то что? Девичью честь ты не теряешь… Или я тебе так противен?
- Слушай, прекрати, а?
- А давай выпьем! За это дело!
- За какое – это?
- За то, что я тебе не противен!
- Я это сказала?
- Я не сказала «да», милорд, и не сказа-а-ала «не-е-ет»! – пропел вместо ответа Малиновский, - и вообще, Пушкарева… Ты вот подумай здраво… не как скромная девочка, а как бесстрашный авантюрист и покоритель космических просторов!..
- А как насчет дайверов и альпинистов? – язвительно перебила Катя.
- И они тоже!
Катя фыркнула:
- Нашел бесстрашного авантюриста!
- А как же! Ты же освоилась лучше меня! Испытала все прелести мужского тела!
- Ты издеваешься?
- Я серьезно!
- Я бы предпочла поменять эти прелести на свое родное тело! И сделала бы это, не задумываясь!
- Да, брось! Дедушка Фрейд утверждал, что все женщины испытывают сожаление о том, что у них нет члена!
- Ему об этом бабушка сказала?
- Какая бабушка?
- Ну, бабушка Фрейд, наверное! Сомневаюсь, что сию мысль он унаследовал от предков по материнской линии.
- Да, ладно, Катька! Неужели тебе не понравилось? – и Рома сделал руками жест, означающий сексуальный контакт.
- Это! – яростно ответила Катя, - мне вполне нравилось и в своем теле! Особенно, если учесть, что в своем теле я была не с проститутками, а с любимым мужчиной! Я бы и сейчас предпочла второе!
- Ты простила Жданова? – удивился Рома.
- Не твое дело!.. Да и – какая разница? Он все равно не обрадуется! Боюсь, его не устрою ни я в твоем теле, ни ты в моем! Если только в чате переписываться…
- Так ты пошли смс-ку!
- А дальше? Если он приедет, а мы все еще будем так?
- Ну-у-у… может, и нет…
- А, может, и да! Нет уж… пока я не вернусь в свое тело, я с Андреем разговаривать не буду!
- Кать, но… вдруг ему надоест за тобой бегать? И он возьмет, да и ударится во все тяжкие?
- Значит, не судьба!
- Тебе все равно?!
- Если ударится – значит, так я ему нужна. Возможно, так и лучше… Ему все равно это когда-нибудь надоест… пусть лучше это будет раньше, чем как Кира…
- О, господи, Пушкарева! Ну, нельзя же так! Вот уж кому-кому, а тебе он верен! У него же с тех самых пор никого и не было!
- Рома, не надо, а? – взмолилась Катя, - ну, как ты не понимаешь, что я…
- А я? Мне что, лучше? Я вообще… - Ромка махнул рукой, слез с постели и подошел к столику, - Пить будешь?
- Нет!
- А я буду! – и он замахнул сразу грамм семьдесят.
- Малиновский, ты с ума сошел? – вскочила Катя, кипя от негодования, - ты же окосеешь сейчас!
- И пусть мне будет хуже! Все равно никакой радости в жизни…
Катя, вздохнув, поглядела на него тоскливым взглядом:
- Гос-с-споди… Как я хочу обратно! Как мне все надоело!
- Т-т-ты это… - предостерегающе сказал Рома, - т-т-олько без истерик!
- Какие уж истерики… наливай, что ли… напьемся… и будем песни орать…
Катиному телу, естественно, много не понадобилось – Ромино хоть и пило в три раза больше, но все равно держалось лучше.
Почувствовав, что вертикально сидеть ему уже трудно, Рома снова перебрался на постель. Разговор, обильно смоченный спиртосодержащим, стал более раскрепощенным:
- К-к-кать… а вот скажи… ты то ведь и то, и другое уже попробовала… а как лучше… в женском теле или в м-м-ужском? Ну, с-сексом з-заниматься?
- Я т-т-тебе уже говорила, что л-л-лучше – с любимым!
- Н-н-ну… хорошо… в моем с п-п-проф-фес-сионалкой… настолько хуж-же, чем в св-воем?
- Я не г-говорю, что хуже… п-по др-ругому!
- В-в-везет тебе! Я б-б-бы тоже хотел п-попробовать…
- Т-ты опять?
- Н-не опять, а снова!
- Ромка… я уж не хотела эт-того г-г-говорить… но тебе что, прошлого раза мало было?.. Извини…
- Мало! – воскликнул Рома, - п-п-прошлый раз – не считается! Одного р-раза – нед-достаточно! Бум сч-читать, ч-что эт-то была дефлорация!
- Ты придурок!
- Катька!
- Отстань!
- Ка-атька!
- С-слушай, Ромочка! Во-первых… если я это сделаю… я опять буду чувствовать себя последней скотиной… во-вторых… у меня на тебя, то есть – на себя… даже и не встанет! Не-е-ет… к-конечно, если ты сделаешь то же, что и Лика, то, возможно, и встанет, но тогда я не понимаю – какое удовольствие от этого получишь ты?! В смысле – я так понимаю, что ты т-т-традиционно хочешь? И в-ваще… т-ты опять разводишь? Отст-тань, а? А-а-а т-то… я п-поеду к Жданову! И в-все ему рас-скажу!
- Ус-спокойся! – буркнул Рома, - Т-тема з-закрыта! П-подумаешь – цаца! Ес-сли бы т-ты поп-просила… я бы… подруге в г-г-горм-мональной п-поддрежке не от-тказал!
- Сп-пасибо, дорогой! К сч-частью, т-твоя гормональная поддержка мне не нужна!
- С-спасибо, ты очень д-д-добрая! – обиженно ответил Рома и отвернулся.
Катя поднялась, чтобы уйти к себе. Честно говоря, покидать кроватку Малиновского ей очень не хотелось – и, как только она вспомнила по неудобный диван, сразу заныла и шея, и спина, и даже ноги. Задумчиво посмотрев на свернувшегося в уютный клубочек Ромку, Катерина подумала, что он вряд ли станет к ней приставать… Это, все-таки, перебор… и…
- Ром…
- М-м-м?
- А можно я тут лягу?
- Ты что-о-о-о? Соз-зрела? – Роман даже как-то струхнул, с досадой сообразив, что ведет себя точно как целка, вот только еще и уламывает сам! Впрочем, момент уламывания его не напрягал – в конце концов, мужчина – он, значит, и соблазнять должен он. И только так! Еще не хватало, чтоб приставать начала она!
- Просто там, - Катя указала рукой на дверь, - сил нет спать… неудобно… и места мало… я сама бы там поместилась, а твое тело… Хоть одну ночь… Только, чур, не приставать!
Рома фыркнул и чуть пододвинулся к краю:
- Ложись.
- Ты не будешь возражать, если я разденусь? В джинсах спать тяжело…
- Хоть догола!
- Этого удовольствия я тебе не доставлю!
Катя легла и мгновенно уснула, а Рома все ворочался, пытаясь понять – хочет он или все-таки – не хочет…
Малиновский задремал, но вскоре проснулся – слишком жарким был сон; что удивительно – парой ему были не бабОчки, и не в мужском обличии он себе снился, а именно – такой, как есть сейчас: в катином теле. И Катя – вернее, это была не Катя в его теле, а он сам.
То есть, как бы – сам с собой. И за себя, и за того парня, точнее – даму. И почему-то не было никакого внутреннего сопротивления – что, наверное, естественно: ведь он был сам собой; и, вместе с тем, ощущал все за двоих – возбуждение было столь сильным, что он едва переводил дыхание, а низ живота словно налился огнем: это ощущалось не совсем так, как обычно, точнее – совсем даже по-другому… И главное – он морально был готов… а уж про физическую готовность и говорить нечего: даже когда он сам коснулся груди, то обнаружил, что соски затвердели и стоят не хуже, чем должен стоять член.
Вздохнул, сожалея о потере – надеясь, что возвратимой, и с упоением принялся ласкать себе грудь, получая двойное удовольствие – и от действия, и от его результата.
Когда терпеть больше не оставалось сил, и тело жаждало получить, наконец, вожделенное освобождение; тогда Рома разделся полностью… замер лишь на миг… словно, перед прыжком в прорубь… и, повернувшись к Кате, осторожно приподнял край одеяла, которым она была укрыта… Затаив дыхание – насколько это было возможно, ибо дышал он как паровозик, тянущий вагоны в горы, Малиновский мысленно перекрестился, и скользнул под одеяло. Прижиматься грудью к ее спине он не стал – хотя безумно хотелось… но он опасался, что это – может ее испугать: нет уж! Пусть сначала она тоже будет в кондиции, чтоб не уклонялась… Не уклонилась…
Рука его скользнула ей в пах и… даже сердце зашлось… «Черт возьми!» - прошептал Рома; был бы девочкой – заплакал… «Ка-ак я по тебе соскучился…» - и он легко коснулся пальцами своей самой – что уж тут скрывать? – любимой части тела. О! Он прекрасно знал – как сделать: где коснуться сильнее, где нежно, чтобы любимая часть тела мгновенно приобрела каменную твердость, а в организме тела забурлили бы и зажили своей жизнью его неугомонные гормоны…
Катя шумно вздохнула и, пробормотав что-то, перевернулась на спину, слегка подаваясь навстречу ласкающей руке, ну а Роме уже совершенно не терпелось перейти к более активным действиям, и следующее его движение было направлено на то, чтоб организм среагировал правильно - то есть захотел «звон свой спрятать в мягкое, женское»… и организм среагировал… Катя, проснувшись и, скорее всего, еще не совсем понимая, что делает, повернувшись, обняла его, прижимаясь страдающей плотью к его телу.
Чтобы она не успела возмутиться, Рома занял позицию сверху и, закрыв глаза, приник к ее губам, разумно предположив, что, с закрытыми глазами, думая, что он целует Катю, все пройдет как надо… И ее губы поддались поцелую… а ладони легли на ягодицы, мягко вжимая их в себя.
Теперь они оба знали, что не остановятся…
- Кать… - прошептал Рома, - тебе хорошо?
- Да-а-а… - ответила Катя, - очень… про-должай…
Как-то даже забылось - кто есть кто на самом деле, потому что ведущим был Роман - он начинал, он помогал Кате справиться с неловкостью, а в те моменты, когда она внутренне замораживалась, он целовал ее и шептал на ушко нежные глупости, подбадривал и успокаивал – а от этого его собственные страх и неуверенность испарялись…
И настал момент истины… природа сама все подсказала… и он смелым наездником оседлал ее бедра и ахнул от восторга, принимая в себя - себя… балдея от совершенно новых и совершенно необыкновенных ощущений, он крепче прижался, все еще пытаясь контролировать, но понимал, что уже просто отдается на волю эмоций, и сладострастные стоны сами рванулись с его губ, а Катя, в свою очередь, поддаваясь инстинктам, крепко прихватила его за бедра и, подвывая в тон, принялась яростно насаживать на себя…
И Рома уже чувствовал, что сладкий момент близится… положив свои ладони поверх катиных, он попытался задать ритм движения сам, но в этот момент, Катя с громким утробным криком быстро приподняла его, снимая с себя и, Рома, не успевший даже возмутиться, почувствовал на ягодицах и на спине горячие брызги.
Глаза Кати были плотно закрыты, грудь вздымалась, медленно приводя дыхание в норму, и только руки держали его такой же мертвой хваткой. Но Рома на это был несогласен – сам-то он едва приблизился к заветной точке, а поэтому жаждал немедленного продолжения; поэтому, нагнувшись, попытался поцеловать Катю, но она, чуть повернув голову в сторону, уклонилась:
- П-подожди… п-п-подожди… я п-п-онимаю… сей-час… только отдохну чуть-чуть…
Был и второй раз… и они не забыли средство предохранения… и – самое главное: Рома сумел поймать тот самый момент, находясь в женском теле… и потом долго лежал, прислушиваясь к себе и не понимая – как это может быть так долго…
Катя же, потрясенная произошедшим, не осмеливалась у него ничего спросить, хотя он и лежал в ее объятиях, уткнувшись лицом ей в грудь…
Когда к Роме вернулась способность говорить, он пошевелился, но задремавшая Катя автоматически прижала его к себе, не отпуская… и Рома… улыбнулся, почувствовав такую нежность, которой никогда ранее не испытывал к своим партнершам. Что интересно – он совсем не чувствовал себя униженным и обиженным… частично потому, что сам был инициатором… частично – от того, что блаженство разделилось на двоих, но главное – от того, что, едва ли не впервые в жизни он понял: бывает просто секс… а бывает нечто иное… единение на уровне душ, а не только тел… сегодня им было совсем неважно – у кого какое тело; неизвестно, конечно, как это ощущала Катя… но Роме почему-то казалось, что совершенно так же…
- Кать… Катюш… - прошептал он.
- М-м-м?
- Кать… это было… сказочно…
Честно говоря, у Кати на язык так и лезли шуточки о том, что Ромио так понравилось в женском теле, что она опасается за его ориентацию, но, конечно, язык она прикусила.
- Ром… не говори ничего… - Катя аккуратно высвободилась и сдвинулась с середины постели на край, повернувшись к Малиновскому спиной. Это не означало того, что ей неприятно… просто… какие-то нелепые чувства заполнили ее, и она… ей… хотелось плакать… Слезы уже даже выступили на глазах, в носу противно щипало…
Рома ничего не понял… он обиженно запыхтел и тоже отодвинулся на свой край.
Катя, не поворачиваясь, стараясь сдержать дрожь в голосе, глухо проговорила:
- Ромк… не обижайся… прости… я… - и тут вдруг поняла, что она может сказать Роме о себе все… и ей совсем не стыдно слез и того, что она расклеилась. И она резко села, посмотрела на его обиженно поджатые губы и покачала головой… а потом легла, уже сама уткнувшись куда-то ему подмышку и горячо зашептала, - Ромка, извини, я просто… просто слов не нахожу. И мне почему-то плакать хочется, хотя было все так хорошо и так… словно бы я была тобой, а ты – мной… я словно бы чувствовала все за двоих… и… я не знаю, Ром… меня это переполняет и будто выльется сейчас через край…
- Я – это ты… а ты – это я… - очень тихим шепотом ответил Малиновский, - это так странно… и так ново… я потом тебя еще много спрошу… а пока я тоже растерян, правда, Кать…
А вечером они пошли в бар.
Говорили мало и почти ничего – о произошедшем.
К счастью, ни к Кате, ни к Роме никто не клеился, поэтому неприятные минуты пережить не пришлось.
А после бара гуляли и катались на речном трамвайчике, и вот теперь уже говорили – и опять о другом… Катя рассказывала о себе, о своей жизни, Рома – о своей.
Оказывается, они ничего не знали друг о друге – поэтому разговор продолжался весь вечер и всю ночь. Чувство удивительной свободы не оставляло Катю ни на минуту: она время от времени ловила себя на мысли о странностях перевоплощения и на том, что рассказывает постороннему человеку такие вещи… причем, Малиновскому!
Но Малиновский оказался совсем другим! У Кати возникало ощущение, что он за вечными своими насмешками прятался – так же, как она пряталась когда-то в коконе нелепой одежды.
И потом… получается, что он теперь ей самый близкий человек… эти бесконечные дни бок о бок, когда ситуация невероятная… а близость – запредельная…
И противоестественная – чего уж тут?..
Но с небес хлынуло таким потоком, что все мысли разом выскочили, а сами голубки помчались на третьей скорости – благо, дом был уже рядом; впрочем, это не спасло, и в квартиру они ввалились мокрые до нитки.
- Ромка, быстро раздевайся и залезай в ванную, а то простудишься!
- Не простужусь. Переоденусь только.
- Слушай, я, наверное, свой организм лучше знаю, а? Ты заболеть хочешь? Иди в ванную, пожалуйста…
- Ну… ладно, - недовольно ответил Роман, - только ради тебя… сама тоже переоденься… еще не хватало, чтоб заболела ты – что я один-то в ЗимаЛетто делать буду…
Малиновский забрался в ванную, а Катя, переодевшись в сухое, открыла холодильник. Разумеется, ни меда, ни малинового варенья там не обнаружилось – кто бы сомневался! Вздохнув, Катя вспомнила родной дом, где разнообразных немедикаментозных лекарственных средств хватало на все случаи жизни.
- Ром, - постучала она в дверь ванной, - я схожу до магазина, быстро.
Не слушая его ответ, Катерина нашла зонтик и отправилась в поход.
Вернулась быстро, Роман еще не выходил.
Обеспокоившись тишиной, Катя постучала – раз, потом другой. Сонный голос отозвался.
- Ты что, уснул там?
- Ага… кажется…
- Чудо какое! Выходи уже, я сейчас лекарства приготовлю.
- Я не буду лекарства! – возмутился Малиновский, - еще не хватало организм всякой дрянью химической травить!
- Успокойся, - улыбнулась Катя, - я сама химию не люблю, так что – все только натуральное.
Через пару-тройку минут Рома закричал, что в ванной нет даже полотенца – и что это за дурацкая мода толкать все в стиральную машину?
Катя полотенце принесла, халат тоже; Малиновский стоял на полу, обтекая и, обхватив себя руками, дрожал крупной дрожью.
- Ты хоть бы из ванной не вылезал! – пробурчала Катя, накидывая на него полотенце, - вытирайся, одевайся и марш в постель! Как ребенок, честное слово!
Его нагота Катю… смутила…
Не в том плане, что чего-то захотелось, наоборот – она с недоумением подумала о том, как вообще между ними что-то могло произойти: тело не вызвало никаких возбуждающих эмоций, и, наоборот, на нежные вчерашние воспоминания, лег налет отвращения.
Как они могли? Нет… нельзя больше пить… несомненно, это был только алкоголь…
Подавив в себе неприязнь, Катя приготовила чай с медом, отвар лечебных трав и понесла в комнату.
Рома лежал в постели, укутавшись одеялом и трясся, не в силах согреться.
Все принесенное он выпил без капризов, а потом уснул; проваливаясь в дрему попросил лишь, чтоб она не уходила.
А уйти она хотела… но диванчик был так неудобен… и потом – а вдруг болящему что-то понадобиться? Вряд ли в таком состоянии у него будет желание что-то повторить…
И она осторожно легла с краешку – надо было хоть немножко поспать.
Но температура у Малиновского все равно поднялась… голос пропал… словом, в понедельник Катя отправилась на работу одна – Рома заболел.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
.Жду продолжения.
- почитать) и вот таких невероятных и увлекательных историй. Рыжий-даешь проду для поднятия настроения! 