1
Где-то в небе парила птица. Он точно помнил – минуту назад он видел её: она взлетала всё выше и выше и постепенно превратилась в маленькую чёрную точку… Взглянув на неё, он снова закрыл глаза и лениво размышлял о том, что, несмотря на все суетные проблемы, в мире всё устроено очень гармонично и недаром природа лишила людей возможности летать. Вместо крыльев людей поднимает ввысь воображение… И чего ему надо? Разве у него есть не всё, что может сделать его счастливым?..
А теперь, когда он снова приоткрыл глаза, над ним была лишь безоблачная синева южного неба. И он, смеясь в душе над своим непонятным сожалением от того, что не увидел в небе птицу, перевернулся на живот, с наслаждением после долгого неподвижного лежания на спине в несколько быстрых, сильных движений преодолел расстояние до бортика бассейна и, вынырнув, встал прямо перед ним, приглаживая мокрые волосы.
***
Они снимали эту виллу третье лето. Вилла принадлежала знакомым родителей Андрея, и те однажды предложили сдать её за хорошую цену. Отдохнув здесь спустя год после свадьбы, Катя и Андрей уже не хотели ехать в отпуск ни в какое другое место. Этот волшебный уголок на Лазурном берегу, расположенный вдали от больших городов и магистралей, словно приворожил их своими тишиной и обособленностью. Вынужденные по работе быть всегда на виду у людей, они отчаянно нуждались в возможности побыть наедине друг с другом – не наспех, утром, собираясь на работу, и не валясь с ног от усталости вечером, а вот так, как сейчас, как здесь, - проводить вдвоём, только вдвоём, долгие, неспешные дни… плавать в большом бассейне, наполненном тёплой прозрачной водой… утомлёнными, разморенными после жарких схваток любви, лежать часами у бассейна под нежным, неопасным сентябрьским солнцем - и ни о чём, ни о чём не думать…
А в этом году это было особенно важно для него. С ним что-то происходило, и он всё силился понять – что именно, но никак не мог ухватить чёткую мысль, она всё время ускользала от него. И не мог понять, в чём причина его смутного раздражения, тревоги и даже тоски, ставших теперь почти постоянными его спутниками.
Ему ничего не хотелось, ничто не радовало его. Раздражало общение, тяготила работа. И только одно было неизменным, только одно оставалось ярким, волнующим, необходимым. И он, ухватившись за это, ограничил свой мир чёткими рамками, за которые в последнее время не мог и не хотел выходить.
Пару месяцев назад, придя с работы, он словил себя на том, что чувствует какое-то смутное беспокойство, какая-то досадная мысль сидела в подсознании и никак не хотела отпускать его. Потом, вспомнив и проанализировав весь прошедший день, он понял: это началось после того, как, выйдя из конференц-зала после переговоров с поставщиками и прикрывая за собой дверь, он случайно услышал, как одна из гостий с какой-то насмешкой в голосе произнесла ему вслед: «А супруг госпожи Ждановой вовсе не такой грозный мужчина, как о нём говорили. Даже безобидный, можно сказать… Вот с ней надо держать ухо востро!». Неприятное ощущение кольнуло его в этот момент – и пропало, растворилось в ворохе других проблем и забот. А потом вернулось снова и мучило его весь день своей неясной подоплёкой… Супруг госпожи Ждановой! Надо было столько сил отдать этой компании, стольким пожертвовать, чуть не потерять из-за неё самое дорогое, что было у него в жизни и без чего вообще не стоило бы жить, чтобы в итоге услышать такое!..
Он гнал от себя эти мысли, но с того времени они, как назло, снова и снова находили себе подтверждение: то ли во внимательном взгляде сотрудника банка, переводящего глаза с его жены на него и обратно, то ли в каких-то случайных, не имеющих целью обидеть оговорках знакомых, то ли в настойчивом желании почти всех партнёров компании иметь дело именно с Катей, и только с ней, и их вежливом игнорировании его как полноправного представителя компании… Но самым неприятным было отношение его матери ко всему этому, а вернее – то, что её мнение полностью совпадало с этими его навязчивыми мыслями о собственной несостоятельности. И она высказывала это мнение вслух, не боясь, что это может ранить кого-то, и причиняла ему при этом настоящую боль.
Но и это ничего не значило бы для него, если бы не затрагивало того, что было смыслом его жизни, благодаря чему он уже несколько лет чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Ведь недостойные мысли, завладевшие им в последнее время, словно бросали тень на его счастье, омрачали его, и он злился на себя за них, чувствуя, что, продолжая думать об этом, он в какой-то степени предаёт свою любовь к Кате, её любовь к нему и саму её - его жену, его Катю.
Но при этом он понимал, что она не имеет отношения ко всему этому и поэтому ни в коем случае нельзя нарушить безмятежный покой её любящей души. Ведь она существовала в его сознании отдельно от всего остального мира, в том числе и от всех его личностных проблем. Она была в его снах, в его сердце, в его коже и дыхании, и сознание того, что это всеобъемлющее обладание ими друг другом оставалось нетронутым и нерушимым, что бы ни происходило, вселяло в него надежду, что он справится со всем, чем жизнь вздумает ещё испытать его.
Он любил наблюдать за ней, когда знал, что она не видит этого, и замечал самые мельчайшие перемены, происходившие в ней день за днём их совместной жизни. Она всё больше расцветала и созревала как женщина и становилась ещё притягательнее, ещё желаннее. Все затаённые, только угадываемые, только обещавшие будущий расцвет в пору их знакомства черты и движения постепенно обретали силу, раскрывались и заявляли о себе – неосознанными, мимолётными, едва уловимыми мазками, от которых у него перехватывало дыхание и начинал вдруг хрипнуть голос.
Из-за своей скромности она не поверила бы ему, скажи он ей об этом, да он и не говорил ей. Зачем? Она ведь и так знала, что значит для него, что с каждым годом он любит её всё больше и больше… Она действительно перестала бояться своего неверия, она пересилила его – он теперь точно знал это. А ведь первое время после свадьбы следил за ней, словно кошка за мышью, за каждым её взглядом, за каждым её словом, и сердце его замирало от страха всякий раз, когда ему казалось, что в глазах её промелькнуло сомнение, что она недоговаривает чего-то, признаваясь ему в своей любви… Он знал теперь, что она верит ему по-настоящему, умом, а не только сердцем, как было когда-то, и от сознания этого любил её ещё больше, ещё сильней.
Гармонию эту нарушало только одно обстоятельство, и у него сердце просто кровью обливалось, когда он видел, как расстраивается она каждый раз, узнав, что её мечта иметь ребёнка так и остаётся мечтою. Для него самого это не имело такого значения – он настолько был поглощён ею, настолько сознавал, что ему и целой жизни не хватит, чтобы насытиться ею сполна, что не мог полноправно разделить любовь к ней с кем-то ещё, с каким-то другим человеком, пусть даже этим человеком был бы его собственный ребёнок, его сын или дочь.
Но он хотел того же, чего хотела она, и мог быть счастлив только тогда, когда была счастлива она, и поэтому, конечно же, тоже хотел ребёнка и тоже расстраивался и разочаровывался. Целенаправленное лечение из-за постоянной занятости откладывалось месяц за месяцем, к тому же врачи не находили у них обоих каких-либо патологий и делали ставку на распространённость таких случаев, когда беременность наступает только через несколько лет совместной жизни.
Но здесь, на этой вилле, окружённой горами, за которыми блестела синяя гладь моря, они забывали обо всём – обо всём, что могло принести огорчения, что тяготило, обязывало, давило. В доме, в котором никого, кроме них, помощницы по хозяйству и человека, следящего за домом и бассейном, не было, они чувствовали себя как на необитаемом острове – и были счастливы.
Он успокоился, загорел, стал всё чаще улыбаться. Исчезли напряжение и гнетущее тоскливое чувство, владевшие им в Москве. Он чувствовал в себе силы со всем справиться, ведь рядом с ним была она – а это было самое главное.
***
Катя лежала на нагретой, словно отполированной солнцем, широкой поверхности бортика бассейна, на животе, закрыв глаза и повернув голову лицом к деревьям, растущим за домом вокруг бассейна. Несколько секунд Андрей с нежностью смотрел на неё, потом, отойдя чуть в сторону, быстрым движением подтянулся на руках из воды и сел на бортик рядом с ней.
Из лёгкой дрёмы её выдернуло его прикосновение. Он легонько провёл пальцами по её спине от шеи… Пальцы наткнулись на препятствие в виде тесёмок купальника, осторожно потянули за конец одной из них и, после того, как узел распался, продолжили свой путь по освобождённому маршруту… Катя пошевелилась, улыбнулась, не открывая глаз, и пробормотала: «Мокрый…»… Андрей поднялся на бортик, сделал несколько шагов и лёг рядом с ней, обняв её одной рукой и почти прикрывая её своим телом. Её лицо было близко-близко, он мог дотянуться губами до её губ… Но он не делал этого и просто с улыбкой смотрел, как смешно морщится её нос, когда ей становится щекотно от прикосновений его руки к её боку, как она не может сдержать улыбку, сознавая, что он смотрит на неё, и веки её трепещут, но она всё равно мужественно не открывает глаза… И наконец, как раз в тот момент, когда она приоткрывает губы, чтобы сказать что-то, его губы приникают к ним, словно притянутые волшебным магнитом, и ловят её дыхание и слова, которые так и не были произнесены…
Прислуга их жила в другом крыле виллы и пользовалась отдельным входом. Но волей-неволей иногда и мадам Бертье, и Жан-Поль становились свидетелями того, что им видеть и слышать никак не полагалось. Сначала они тихонько подсмеивались над хозяевами и даже сплетничали об этом друг с другом, но потом, как истинные французы, отнеслись к происходящему философски и просто в буквальном смысле закрывали глаза на происходящее, поспешно удаляясь в свою половину дома. И только Жан-Поль иногда не мог сдержать недовольства и бурчал под нос что-то о том, что ему никогда не удаётся вовремя почистить бассейн и поменять в нём воду…
…Её руки, словно птицы, взлетают над ним, чтобы снова опуститься на его спину и вжаться в неё горячими пальцами. Она стонет, иногда - чувственно и страстно, а иногда – жалобно, почти по-детски, и он прижимает её голову к своему плечу, словно говоря ей: «Ты в безопасности… Я с тобой… Я держу тебя…»… А потом… Одно слаженное движение их сплетённых в клубок тел - и она оказывается прямо над ним, и её спутавшиеся длинные волосы щекочут ему лицо, и у него кружится голова, когда он смотрит на её грудь… Кожа на ней светлее остального тела, но всё же не белая, всё же успевшая загореть: слишком часто эта грудь остаётся обнажённой…
А потом – долго лежать, тесно переплетясь, возвращая друг другу дыхание и стук сердец… И волосы её волной почти полностью накрывают его лицо, и он гладит её по спине, словно убаюкивая, и она время от времени дотрагивается ослабевшими, распухшими губами до его шеи… И наконец… Ей - подняться, сесть на бортик бассейна, осторожно опуститься в воду, не без сожаления смывая с тела горячую и пахнущую им, родным, влагу другой – тёплой и ласковой, но равнодушной… Ему – встать на бортике, вытянув руки, и стремительно прыгнуть в воду, войдя в неё почти бесшумно, почти без брызг… И обоим – оказавшись в воде, подплыть друг к другу и снова соединиться, словно двум частям распавшегося на время единого целого…
***
- Мадам, к телефону!
Они уже хотели идти в дом, как услышали голос мадам Бертье, и удивлённо переглянулись… Кто может беспокоить их – здесь? Может быть, что-то случилось? По дорожке от дома к бассейну спешила мадам Бертье, держа в вытянутой руке Катин мобильный телефон… Андрей внезапно нахмурился и произнёс:
- Не отвечай…
Она снова удивлённо посмотрела на него, но всё же взяла протянутый мадам Бертье телефон и тихо сказала:
- Я слушаю…
Он видел, как лицо её оживилось, тревога исчезла из глаз.
- Уже в Левилле? Хорошо… Конечно, приезжайте… Мы будем рады! Может, дать трубку Андрею, он лучше объяснит, как доехать?.. Знаешь?.. Хорошо… До встречи!
Она нажала на кнопку и с радостной улыбкой подняла на него глаза.
- Ну вот, а ты испугался чего-то. Это – Роман, он сейчас в Левилле, с другом и сестрой. Я пригласила его к нам.
Андрей продолжал исподлобья смотреть на неё, нахмурившись. С лица её сбежала улыбка, и она растерянно проговорила:
- Я думала, ты обрадуешься…
- С какой стати? – вдруг с какой-то злостью сказал он, и она поразилась перемене, происшедшей с ним. – Зачем нам кто-то? Тебе плохо со мной? И почему он звонит тебе, а не мне?
Растерявшись и покраснев, она стояла, молча глядя на него… Он вдруг смягчился, устыдившись своей вспышки, и, притянув её к себе за руку, крепко обнял и прошептал:
- Прости, Катюш… Просто… Я не хочу никого видеть, понимаешь? Не хочу ни о чём думать, ни с кем разговаривать…
Она подняла к нему лицо, и он, увидев, что она чуть не плачет, клял себя в душе последними словами…
- Я же не знала, Андрюша… - сказала она. – Я думала, тебе будет приятно. Ну, хочешь… Давай я позвоню ему и скажу, чтобы не приезжал…
- Нет-нет, не надо! Пусть приезжает, раз уж позвали…
Лишь бы она не расстраивалась… Если для неё это важно, если она рада гостям в доме, то и он не будет сопротивляться, не будет ей мешать.
Потом, уже сидя в доме, в гостиной - большой комнате с камином и окнами во всю стену, за которыми вдалеке был виден бассейн, и вытирая полотенцем волосы, он спросил её:
- Кстати, а что за друг? Он ничего не сказал?
Она покачала головой.
- Просто сказал, что они путешествуют по югу и случайно узнали, что мы здесь… Мы же в прошлом году ему рассказывали, помнишь?.. Странно, а я и не знала, что у Романа есть сестра, - задумчиво проговорила она.
Андрей поморщился.
- Он сам-то знал об этом? Видел её раз в пять лет, когда ездил в свой город… Она вроде бы намного младше его. Даже странно, как это он с ней поехал отдыхать… Ты точно поняла – именно сестра, не кто-нибудь другой?
Она, не выдержав, рассмеялась его простодушной иронии.
- Не «кто-нибудь другой», я уверена… Я пока слово «сестра» могу отличить от других слов! Хотя, конечно, с таким одичалым Робинзоном, как ты, в этом раю, где не нужны слова, могу и растерять свои способности к языкам…
Он с нежностью посмотрел на неё.
- Ты не растеряешь… Тем более здесь. Что я со своим французским буду делать, если ты всё забудешь? Только и знаю, что "шерше ля фам"…
Она рассмеялась ещё громче.
- Это больше как раз Роме подходит… Или нет? – и она лукаво взглянула на него.
- Да… - сказал он. – Ведь я уже нашёл…
------------------------------------------------------------------------------------
|