НРКмания

Название: Московская Джульетта
Жанр: мелодрама
Рейтинг: скорее всего G
Герои: Юлиана, Роман и др.


Ссылка на архив с комментариями
http://flyfolder.ru/4236579
vmar.ifolder.ru/4236579



…и меня не может спасти даже мое неверие в любовь. Хорошо не верить, когда некого полюбить.
А. Драбкина «Меня не узнала Петровская»


- Ну вот и ладненько. Уведите! – приказал коренастый военный. Когда дверь закрылась, он аккуратно сложил бумаги стопочкой, (один палец на правой руке у него не сгибался и торчал в сторону).
- Как он взвился-то! Зафиксировал?
Он открыл папку, положил бумажную стопочку внутрь. Худощавый молодой человек в углу комнаты, стучавший по клавишам печатной машинки, поднял глаза за круглыми стеклами очков.
- Все зафиксировал, Петр Петрович… А что вы ему сказали …шепотом?
Военный бросил на секретаря острый взгляд.
- А тебе зачем знать?
Юноша в очках замер, а потом как-то неуверенно, еле заметно, пожал плечами. Военный некоторое время продолжал на него смотреть, молча. Потом моргнул, еще раз. Наконец отвернулся и снова занялся папкой. Юноша тихонько выдохнул.
- Главное, упомянуть нужную фамилию – Виноградов, а дальше само пошло. Знать он, конечно, ничего не знает, но из-за глупости и горячности несколько раз проговорился и назвал интересных для нас людей. …Вот так. …У них эта вражда давно-о, - аккуратно завязал тесемки на папке, погладил коричневый картон. –Только нескольких правильных слов, – одному, второму, и все, - оба готовы, попались голубчики. В сердцах можно мно-ого рассказать… Им бы еще очную ставочку устроить… - он усмехнулся, а потом четко и с большим презрением произнес,- голубая кровь, понимаешь.



*****
Мама умерла уже зимой, спустя месяца четыре после свадьбы Катерины.
После похорон и поминального застолья, закрыв, наконец, дверь за последним соболезнующим, Юлиана прошла к комнате матери и толкнула дверь.
Постель была застелена, с тумбочки исчезли лотки с таблетками, а из-под кровати - белое пластмассовое судно. Но на стене по-прежнему висело расписание приема лекарств, и на стуле стопкой лежали простыни (про запас, на всякий случай). Поверх стопки постельного белья розовела сложенная ночная рубашка, мамина любимая, в журавлях.
Юлиана взяла ее в руки, помяла. Ноги подогнулись сами собой, она присела на край кровати, потом легла, не выпуская рубашку из рук, поджала ноги. «Я только немного передохну, и все…»
В последний месяц она приходила домой очень поздно, передав все заботы сиделке,… И сейчас лежала на кровати матери почти спокойная (Юлиана мотнула головой: «Черствая эгоистка!»)… Если бы… мамы не стало …тогда, четыре года назад, сразу после инсульта, когда она еще все помнила, всех узнавала, наверно, было бы страшней… «О чем я, Господи?! Какая разница! Какая разница... Мамочка, любимая, прости…» Юлиане показалось, будто где-то внутри плавно повернулся невидимый ключик (в груди стало больно, но только на долю секунды), и она, наконец, заплакала. Скомкав рубашку в маленький клубок, прижала к лицу…
Слезы текли долго, но постепенно стали иссякать. Веки отяжелели и Юлиана прикрыла глаза. Она почувствовала сильную усталость. Нащупала край покрывала, натянула на плечи. И тут же провалилась в крепкий сон.


…Она открыла глаза. В комнате было почти темно, но за окном уже розовела широкая нежная полоса, - раннее утро. Она проспала на маминой кровати всю ночь. Юлиана села, потерла лицо руками, огляделась. В квартире было тихо, витал еле заметный запах лекарств.

…Чашка крепкого кофе помогла окончательно прийти в себя. Тишина… Какая же тишина!
И зачем она отменила на сегодня все встречи, предупредила, что не придет? Сесть бы сейчас в спасительное серое кресло, заняться договорами… Господи, даже часов не слышно! На столе, на расстеленном полотенце, горкой возвышались чистые тарелки, стояли перевернутые бокалы. Юлиана стала быстро разбирать посуду. «Все, все, не раскисать! Работать надо, что-то делать, делать…»
Поставила последний бокал в шкафчик, огляделась. Что еще? Уборка.
Она решила начать с комнаты мамы. Смахнула пыль с подоконника, занялась кроватью. Когда перевернула подушку и стала сдирать с нее наволочку, на простынь упал маленький медный ключик. Ключ? Откуда он здесь…
Юлиана взяла его в руки. Очень маленький, таким не откроешь дверной замок. Она оглядела комнату. От гардероба? Нет. Взгляд упал на прикроватную тумбочку. Но здесь, кажется, нет замков… Кажется… Она выдвинула верхнюю полку. Сразу под верхней частью была устроена еще одна узенькая полочка, Юлиана никогда не обращала на нее внимания, - незачем, что можно положить в такую? Разве что пару листов бумаги… Оказывается эта полочка закрывалась на замок, и ключ от этого замка мама прятала в наволочке…
Юлиана вставила ключик в крохотную скважину, повернула, потянула полку рукой, и та плавно выехала наружу. Внутри лежала тоненькая стопка бумаг, уже пожелтевших, перехваченная черной резинкой. Она села на кровать. Здесь листов десять… Юлиана потянула резинку, и бумаги веером упали на колени. Что здесь такое? Почему мама это хранила?
…Текст на всех листах был написан от руки, разными почерками (да и странички тоже были явно из разных папок или тетрадей – заметно отличались по цвету, толщине, рыхлости бумаги). Она взяла первый (самый истертый) и начала читать:
«…В 17**году от рождества Христова в Россию прибыли два итальянских купца. В дороге, будучи ограбленными лихими людьми, они…» (Итальянские купцы?! При чем здесь купцы… Не понимаю…) Она медленно продвигалась от одной витиеватой строчки к другой, шепотом проговаривая самые непонятные слова или выражения (так легче было разобраться). Где-то в начале третьего абзаца остановилась, с силой потерла лицо руками. Потом снова перечитала последнее, поразившее ее, предложение:
«…Таким образом, свои фамилии они сменили на более близкие русскому уху Малиновский и Виноградов.»
Малиновский и Виноградов… Малиновский и Виноградов… Юлиана отложила бумаги, прошлась по комнате.
Этого не может быть. Она почувствовала озноб и обхватила себя руками.
Хотя, почему не может? Что здесь такого? Снова села на кровать и склонилась над листками.


…Когда она прочла все, все двенадцать листов, то прошла на кухню, достала с полки рюмку, плеснула себе водки из уже откупоренной бутылки и залпом выпила. Налила еще одну и отставила. Вернулась в комнату. Бумаги кучкой лежали на кровати. Лучше бы их не было. Нет, в конце концов, ничего страшного …но лучше бы их не было.
Собрать всю стопку и выбросить.
Юлиана сгребла листы… и снова села на кровать. Какой смысл выбрасывать их теперь? Она уже все узнала.
В бумагах подробно рассказывалось, как сначала дружили, а потом начали враждовать два семейства – Виноградовы и Малиновские, и как эта нелепая, поначалу какая-то игрушечная, вражда привела к самому настоящему, не игрушечному, трагическому финалу в советские 30-е…
Она перевернула и в бессчетный раз перечитала особенно поразившую ее страницу (вверху размашистым почерком кто-то поставил дату – 12 мая 1979 года):
«…Виктора посадили сразу же, как только начали допрашивать Малиновского. Известно, что между ними была проведена очная ставка, и уже после нее Виктора осудили и отправили в лагерь. (А также еще трех человек из их окружения – Петра Петровича М***ского, которому в то время было уже сорок два года, Ивана и Сергея. И в то же самое время пропала без вести Людмила, младшая сестра Петра Петровича)…»
И дальше: как попал в детдом Витя Виноградов, как поступил в училище, как вырос и женился… И как у него родилась дочь Юлиана, Юленька…
У Малиновского тоже остался сын – Митя. И он тоже попал в интернат.
Митиного сына назвали Романом.

Юлиана, оставив бумаги на кровати, направилась в гостиную, и одним рывком открыла балконную дверь. Морозный воздух ворвался внутрь. Дрожащими пальцами она достала из-за цветочного горшка сигареты, закурила.
Как с этим быть?
Нет, все это уже далекое прошлое, и люди были другими, и обстоятельства. Было и прошло… но как со всем этим быть?!
С Романом Дмитричем Малиновским на двадцать первое у нее назначена деловая встреча.

*****
Роман проснулся от телефонной трели. Кому не спится в такую рань?! Он взглянул на номер. Мама?!
- Алло! Мама, ты?
- ***
- Когда? Сегодня? Постой, ты не могла заранее сообщить, я бы встретил… Как?
- ***
- Ну хорошо, буду, буду…Я говорю, с нетерпением жду! Алло! – телефон ответил невнятным бульканьем. Роман, чертыхнувшись, вскочил с кровати. Мама будет через два с половиной часа.

Отец оставил в наследство крохотный домик в Испании. Были, конечно, долги, и много проблем, но дом они сохранили. Мать сначала протестовала, но, в конечном итоге поселилась там сама. Сначала она уехала туда на два месяца, потом еще раз, уже на полгода, а потом осталась насовсем.
Она звала в Испанию и сына, но Роман не поехал. Причин для отказа он привел несколько, и как самую основную - любовь к свободе. «Понимаешь, ма, взрослые мальчики должны жить отдельно от родителей. У меня здесь работа, друзья-знакомые…» «…И девушки» - добавила она. Роман засмеялся. «И девушки тоже. Ма, ты же будешь находиться не на другой планете. Самолеты летают регулярно, так что давай закроем эту тему, хорошо? Ну, не обижайся, мамуль!» Она, конечно, обиделась, но Роман постарался этого не заметить. Привычно пропустил все, что она говорила, мимо ушей, улыбнулся (улыбаться теплее, как можно теплее!) и перевел беседу в другое русло. Она, кажется, смирилась. Или сделала вид. Что ему всегда нравилось, так это мамино умение чувствовать ситуацию. Она всегда знала когда, где и как можно давить.
Отца она всегда понимала с полуслова.

…Когда мама появилась на пороге квартиры, Роман сразу заметил, как она осунулась. Хотя, по сравнению со своими ровесницами, выглядела подтянутой и довольно молодой. Серые глаза по-прежнему, смотрели ясно и твердо. Седина ее даже красила.
- Рома! Здравствуй, дорогой!
- Привет, мамуль! Как долетела?
- Нормально. Ужасно хочется чаю.
Роман улыбнулся. У нее была слабость – чай со слоном, «черный байховый» с запахом веника, из картонной коробки, в Испании его было не достать. На всякий случай такая коробочка лежала у него в кухонном шкафчике.
- Ром, только пойдем на кухню, не надо церемоний…
- Как скажете, сеньора!
- А ты все никак не повзрослеешь.
- Ничего, с годами пройдет!
Они расположились за кухонным столом. Мать достала сигареты, щелкнула зажигалкой.
- Ну, как ты тут поживаешь?
- Отлично.
- Как работа? Ты по-прежнему в Зималетто?
- Ага. Тебе с сахаром? Кстати, тут на днях… - потекла обычная беседа, плавно переходя от одного предмета к другому. Он уже позвонил Андрею, предупредил, что задержится. Уже было рассказано и об особенностях испанского климата, и о свадьбе Жданова, как вдруг мать прервала его на полуслове:
- Погоди, что ты сказал? Вот только что…
- Что рекламой занимается Юлиана Виноградова…
- Как? Виноградова? Это ее фамилия? Или фамилия ее мужа?
- Ее собственная. А в чем дело?
- Да так, ничего.
- Ма, лучше сразу рассказывай. Что ты знаешь? Судя по выражению твоего лица, у бедной Юлианы как минимум дюжина внебрачных детей.
- Не ерничай …Ты знаком с ее родителями?
- Нет. Они, кажется, оба уже умерли… Да, точно, Юлиана только что похоронила мать…
- Ее отца звали Виктором?
- Виктором… Да в чем дело, ты можешь объяснить?!
Мать, не отвечая, затянулась сигаретой, изящно стряхнула пепел. Серые глаза заблестели. Этот блеск был ему знаком.
- Ма, что такое? Колись!
- Что за словечки, Рома?!
- Ну, извини! Так что ты знаешь?
Мать погасила сигарету.
- Как я понимаю, папин Дюма еще жив?
- Жив. Ты опять уходишь от темы!
- Принеси второй том.
- Зачем, ма?!
- Принеси.
Роман не стал спорить и отправился в гостиную. Второй том был прижат другими книгами к стене. Вынув стопку запылившихся фолиантов («Да-а, давненько не брал я в руки шашек, вернее, …ого, ну и тяжесть… книжек…»), наконец, до него добрался. Том не закрывался до конца, и, чтобы проверить причину, Роман его открыл. Внутри лежал конверт.
- Мама, ты хотела найти вот это? – он вернулся в кухню, протянул конверт ей. Она надорвала пожелтевшую бумагу. На стол упало несколько листков бумаги.
- Прочти, - она подвинула их сыну. Он пожал плечами, но ничего не сказал. Взял первую страницу…

«…И эти два семейства проживали по соседству…
…Глава семьи Малиновских часто наведывался к соседу, и вот однажды, как раз на Троицу, он явился к Виноградовым и застал там следующую картину: на крыльце, будучи в самом сильнейшем раздражении, заложив руки за спину, расхаживал Иван Никанорович Виноградов. Когда сосед, поздоровавшись, обратился к нему с вопросом: в чем причина его раздражения, то получил такой ответ: «Вот, полюбуйтесь, милостивый государь, почитайте!» - и подал письмо, в коем говорилось, что сын хозяина усадьбы, Павел Виноградов, служивший в Санкт-Петербурге, обвинен в растрате, и будто бы обвинен ложно, а вина вся лежит на Арсении Малиновском, и что сие…» Роман поднял глаза:
- Что за ерунда?
- Ты читай, читай дальше.
«…С этого письма и началась их вражда, в коей Виноградов превзошел все мыслимые границы…(«Ничего себе!») …Он ответил на это, что более не желает иметь с ним никаких дел, а за клевету Виноградов-старший будет отвечать по суду, как и положено, так как на дуэль его вызвать Николай Петрович не может, по причине…»
Роман быстро пробегал глазами строчку за строчкой. Постепенно перед ним вырисовывалась картина, полная надежд и отчаяния, кратковременных побед и таких же поражений…
- Ма, откуда эти записи? – Роман, наконец, прочел все до конца.
- Не важно.
- Это про наших предков, правильно?
- Именно.
- Тогда, извини, но я не понимаю, из-за чего сыр-бор. Все эти… события, конечно, забавны, но ведь они произошли тысячу лет назад! Посмотри, какая дата здесь стоит…- он протянул лист бумаги матери. Та вздохнула. Взяла из рук сына рукопись и положил на стол.
- Это еще не все.
- Не все?! Ма, ты меня пугаешь. Честно.
- Неужели ты подумал, что дело только в этих листках бумаги? - она опять вздохнула.- В конце концов, саму по себе эту историю можно было бы считать всего лишь старым анекдотом, если бы не одно но…
- Какое?
- Она имела продолжение, я имею в виду, - уже в наше время.
- Час от часу не легче!
- Ты ведь своего деда с папиной стороны никогда не видел. Он погиб, когда папа был еще младенцем…
- Мамуль, не тяни!
- Его посадили в самом начале тридцать восьмого. Тогда многие пострадали. Арестовали и Виноградова Виктора - старшего. Младшему, тоже Витеньке (Виноградовы это любят – называть всех под одну гребенку, если уж Викторы – то все подряд, и отец, и сын), так вот Витеньке тогда было… да, ему было два года. – Мать опять закурила. – И как только в тюрьму попал Виноградов, пришли и за твоим дедом. Почти одновременно, понимаешь? Это могло быть совпадением, могло… Но им устроили очную ставку. Там все и выяснилось. Виноградов оказался подлецом. Дед этой вашей Юлии…
- Юлианы… - машинально поправил Роман. Рассказ матери его словно оглушил.
- Ну, Юлианы, какая разница!
Он залпом допил свой чай.
- А почему отец никогда не рассказывал об этом?
- А зачем? Ни он, ни я не знали, что эта …Виноградова – твоя коллега. Зачем же было ворошить?
Роман взглянул на мать. Она медленно смяла окурок, отпила из чашки. «А ведь будь сейчас, здесь, Юлиана, ей досталось бы не меньше, чем этому окурку… За все. Что было, и чего не было. Она не стала бы разбираться» Он откинулся на стуле, не отрывая от матери взгляда.
- А ведь ты уже ее… не любишь. Не разу даже не видела, а уже не любишь. Она-то в чем виновата?
- А за что мне любить …Виноградову? Ты знаешь, как рос твой отец? Какие кошмары ему снились? Даже спустя двадцать, тридцать лет!
- И виновата Юлиана?
Мать резко встала. Не повышая голоса, медленно произнесла:
- Давай закончим на этом. Не хочешь прислушиваться, - дело твое. Только когда она вас подставит, не жалуйся.
- Господи! Уже сделала из нее вредителя – шпиона! Ма, Юлиана – нормальный человек, нор-маль-ный.
- Я сказала, - все. Я устала после дороги. С твоего позволения…

…Как всегда, рабочий день подкинул кучу разнообразных проблем. Уже в машине, возвращаясь домой, Роман вспомнил утренний разговор. Завтра двадцать первое, Юлиана должна прийти в Зималетто (как уже приходила по делам тысячу раз!). Глупо, конечно, и смешно, но ему было не по себе. Роман свернул в свой переулок.
Мать уехала к подруге за город, «подышать чистым морозным воздухом», и это его обрадовало. Хотелось побыть одному…


*****
Утро двадцать первого выдалось морозным. Снег хрустел под ногами прохожих.
Ровно в 11.00 утра Юлиана переступила порог Зималетто. Прошла, поздоровавшись, мимо Тропинкиной, миновала коридор. У двери Катерины на секунду задержалась, потом улыбнулась, толкнула створку.
- А вот и я! Доброе утро!
Стоящие возле стола Ждановы обернулись.
- Юль, привет! Ты вовремя.
В этот момент за ее спиной открылась дверь и раздался бодрый голос:
- Приветствую!
Она обернулась. Малиновский. Юлиана отметила про себя ироничный прищур, фирменную улыбочку. «Какой же он самодовольный! Раньше не замечала... Нахальный …отпрыск!» В это время Малиновский, пожав Жданову руку, повернулся к ней. В его глазах промелькнуло странное выражение, Юлиане даже показалось, будто у него на секунду сузились зрачки, как у кота. Стало немного не по себе, но она быстро справилась с эмоциями. Припомнились пожелтевшие страницы, скачущие бледные строчки… Еще не хватало, чтоб этот «отпрыск» вывел ее из равновесия…
- Какие люди! Сама Юлиана. Привет!
- Здравствуй!
- Малиновский, ты вовремя. Пройдемте в конференц-зал…

Они расположились за овальным столом. Ждановы, Малиновский, напротив него – Юлиана Виноградова. В последний момент явился Милко («Опять совещание! …Бедному Милко просто нет пОкоя!»).
Юлиана мысленно досчитала до семи («Семеро мышат по норкам спешат!» - говорила мама. – «Ам! Первый мышонок…» Эти семеро мышат никогда ее не подводили, они были надежнее всех новомодных антистрессовых тренингов, всех дыхательных систем, вместе взятых). Выпрямила спину, положила правую руку на подлокотник. Краем глаза она заметила сбоку легкое движение, - Малиновский, глядя в ее сторону, ловко поигрывал офисной ручкой.
«Отвернулась. Уверенная. А впрочем, здесь все свои, чего ей волноваться…» Роман закинул ногу на ногу.
«Мне просто кажется, или Малиновский глаз с меня не сводит? В чем дело?»
«Вполне милая обстановка… Ничего личного, беседуем исключительно по делу. Все как всегда. Идиллия просто!» Он усмехнулся.
«Какая бесцеремонность! Что этому отпрыску от меня надо, в конце концов?!»
Она повернула голову и взглянула на Малиновского почти в упор.
- Роман Дмитрич!
- Что, Юлиана Викторовна?
- Однако… Почему таким тоном, Рома? Плохое настроение? - откинулась на спинку стула, еле заметно улыбнулась (она называла это про себя – «пятипроцентная улыбка»).
- Да что ты, Юлианочка! Я всегда бодр и весел! А сегодня особенно.
- И что же такого случилось сегодня?
- Да погода, знаешь ли, радует. Как говорится, мороз и солнце…
- Не говорите мне о пОгоде! Я так страдаю от холода… – вмешался Милко.
- Теплее надо одеваться, родной ты наш, теплее! – ответил Роман.
Андрей, уловив в голосе друга явные нотки раздражения, с удивлением на него посмотрел.
- …И вдохновение может меня покинуть, – продолжил «гений».
Лица присутствующих повернулись к нему, наступила пауза. Ждановы переглянулись.
Милко как ни в чем не бывало отпил из крохотной фарфоровой чашки, аккуратно поставил ее на блюдце:
- А впрочем, я даже лЮблю зиму…
Малиновский засмеялся:
- Рукоплещу, Милко! - громко захлопал в ладоши, за что удостоился недоуменно-снисходительного взгляда «великого кутюрье».
- Не вижу ничего смешного! Хотя, не берусь судить о твОем чувстве юмора…
Катерина прижала ладонью стопочку документов, лежавших перед ней на столе.
- Так! Я думаю, можно начинать. Андрей, тебе слово.
И сразу неуловимо изменилась обстановка (как любой хороший руководитель, Катерина умела поворачивать беседу в нужное русло) . В конце концов они все собрались ради дела.
Жданов придвинул и открыл папку.
- Как вы все уже знаете, выпуск новой коллекции запланирован на…

«…И так теперь будет всегда? Всегда… Стараться не смотреть в его сторону. Считать до семи. Из-за десятка бумажных листов. Ничего глупее представить невозможно. Малиновский, конечно, не золото, но мы знакомы уже, наверное, сто лет…»

Поток ее мыслей прервал капризный голос «гения»:
- Вот только не надо о сроках, Андрей! Мое творчЕство – это полет, это… - Милко пощелкал пальцами, стараясь подобрать нужные слова, - а у вас все… запланировано!
- Милко, дорогой, никто же не просит все сделать за неделю! Ты недослушал. Твори, пожалуйста, твори! А уж мы будем думать о земном.
- О сроках, - ядовито уточнил тот.
- И о них тоже.
- Милко, времени достаточно! С твоими гениальными способностями ты все успеешь, - вступила в разговор Катерина.
«Гений» недоверчиво хмыкнул.
- Действительно, Милко, с таким количеством прекрасных, редких идей, как у тебя, с твоим замечательным талантом, не стоит беспокоиться! – поддержала Ждановых Юлиана. В сторону Малиновского она старалась не смотреть.
- Мне, конечно, приятно, когда оценивают по достоинству мОе искусство, но если получится как в прошлый раз…
- Обещаю, все будет организовано на высшем уровне! – Жданов прижал пятерню к груди.
- Я уже вижу, как на подиуме появляются модели в одежде «от гения моды Милко», в зале… - Юлиана стала рисовать перед гением картины, одну заманчивее другой. У Милко, слушавшего Виноградову, постепенно менялось выражение лица – с каждой ее фразой он становился все благодушнее. Наблюдавшая за ними Катерина слегка улыбнулась.
- Юлиана, я всЕгда знал – ты тонко чувствующий человек. И ты права, гению нИчто и нИкто не сможет помешать! Даже какие-то …сроки!
- О да! Чувства – материя тонкая! – громко вставил Малиновский.
Юлиана лучезарно улыбнулась.
- Малина, ты что? – от удивления Андрей перешел на фамильярности.
- Роман сегодня не в форме! – усмехнулся Милко.
Малиновский глянул в сторону Ждановых, и неожиданно покраснел.
- Извините! Прошу прощения у …всех присутствующих…
Юлиана не выдержала:
- Ничего, Роман Дмитрич, случается. К тому же сегодня магнитные бури…
У Малиновского дернулся подбородок, но он ничего не ответил.

***
Жданов хлопнул дверью. Теперь никто им с Романом не помешает.
- Малина, какая муха тебя укусила?
Совещание уже закончилось, и все разошлись по своим местам. Юлиана уехала, Милко закрылся в мастерской, чтобы никто не спугнул его трепетную музу, Малиновский вернулся к себе. И только расположился за столом, как на пороге появился Жданов.
- Так что случилось, можешь объяснить?
- А что такое?
- Он еще спрашивает! Ты как с Милко разговаривал? Мы, если ты не знал, - одна команда, и должны дру-жить.
- Да ничего такого, - Роман обрисовал рукой воображаемый круг, - я не говорил! И потом, я же извинился.
- К Виноградовой прицепился…
- Да ни к кому я не цеплялся! Это…
- Что? Что «это»? Ты еще скажи, что она первая начала!
- Точно, Палыч! Вот умеешь ты двумя словами ситуацию обрисовать! Я бы так не смог!– Роман растянул губы в широкой улыбке, потянулся.
- Ну знаешь! – Андрей направился к двери, но на полпути остановился. – Ром, может тебе в отпуск пора, к теплому морю?
Тот продолжал молча улыбаться.
- Ну ладно, дело твое. Только следи, чтоб твои… предновогодние метания не мешали делу.
- Торжественно обещаю! – по-прежнему ухмыляясь, Малиновский прижал ладонь к сердцу.
- Кстати, в пятницу фуршет в «Апельсине». У «Золотой нити» юбилей, можно сказать…
- Катерина мне уже говорила. Желательно наше присутствие?
- Ага, - у Жданова зазвонил мобильный. – Да! Нет, не передавали… Сейчас узнаю и перезвоню. – Он махнул Роману рукой и вышел.
Малиновский, встал, прошелся по кабинету. Потом снова опустился на стул, перевернул забавные песочные часы, стоявшие на столе (подарок себе любимому, привезенный из Праги).

В чем дело? Зачем он затеял эту перепалку? Глупость. Но и Виноградова хороша…
Из-за двери доносились привычные звуки, - шум принтера, голоса секретарей, зазвонил телефон. Рабочий день в полном разгаре.
…А что, собственно, произошло? Он не смог сдержаться. До зуда в ладонях захотелось поддеть ее, как-то зацепить, чтобы створки, за которыми пряталась настоящая, неподдельная Юлиана, …Юлиана-наследница, хотя бы немного приоткрылись. Зачем? Ерунда какая-то. Из-за пустяков портить отношения с нормальным человеком. Как специалисту Виноградовой цены не было, да и в неформальной обстановке они всегда хорошо общались… У нее отличное чувство юмора.
Роман выдвинул ящик стола, опять задвинул с грохотом.
…Ну почему именно она?! Будь на месте этой… наследницы любая другая, посторонняя дамочка, он бы просто-напросто на все наплевал. И на поросшую древним мхом дурацкую вражду – в первую очередь. Забыл бы на следующий день. Несмотря на настроение матери и бумаги, которые родители сохранили. Кстати, для чего? И ведь все уложено в конвертик… До последнего листочка…
Роман крутанулся на стуле …Парадокс, но он чувствовал себя обманутым. Это ощущение возникло сразу после разговора с матерью, и сейчас только усилилось. В чем, когда и где его обманули, Роман не мог объяснить даже сам себе. Он уже давным-давно научился «парить» над ситуацией, или хотя бы делать вид, а сейчас не знал что делать. Как ухватить ускользающую суть за хвост. Сказать, что все ерунда и мелочи, он уже не мог, - проклятый конверт с бумагами занозой засел в памяти, неожиданно глубоко.
…Он еще долго сидел и размышлял, и остановился только тогда, когда в глубинах сознания замерцал классический вопрос: «Как она могла?» Вот на этом самом месте он, наконец, остановился.
Стоп. Роман, ты заигрался. Хватит истерить без повода. Что есть, то есть.
Надо просто поговорить с ней. Просто поговорить, и тогда все встанет на свои места.
Приняв решение, он повеселел. Нажал на кнопку:
- Шурочка, принесите кофе!


Юлиана затормозила на светофоре. Стоять еще долго, судя по всему. И это к лучшему, - можно посидеть и подумать. Только сначала нужно успокоиться. Ничего же не произошло. И вообще, хватит дергаться из-за пустяков… Никакие отпрыски-Малиновские не вышибут ее из колеи и ни на что не спровоцируют.
Ну Роман-то, Роман! Вот так работаешь с человеком (сколько они пудов соли вместе съели?), общаешься, и вдруг оказывается, ты его совершенно не знаешь! А он невероятно нахален, самоуверен, бестактен… циничен! Отпрыск, одним словом… Хотя, с чувством юмора у него всегда все было в порядке.
Юлиана продвинулась на три корпуса вперед и опять остановилась, поправила зеркало.
А началось все со стопки старых бумаг, заботливо собранных мамой. Мамочка, зачем? Все в ее жизни было ясно, прозрачно, кроме этого паучьего мутного пятна. А сейчас проклятое, трудноистребимое, пятно вползло и в ее, Юлианину, жизнь, в которой тоже все было более или менее понятно до сего момента, имело свои места: работа, отдых, короткие отрезки «личной» жизни, опять работа и далее везде.
Юлиана в раздражении забарабанила пальцами по рулю.
… Нет, ну не могла она так ошибаться в человеке! Вот если взять и спокойно все проанализировать, разобраться, что к чему, и оставить позади. Дальше жить спокойно.
Надо просто поговорить с ним. Просто поговорить, и тогда все встанет на свои места.
Приняв решение, она повеселела. Нажала на газ…

Пятничный вечер выдался на удивление тихим. Мороз ослаб, в воздухе летали редкие снежинки.
Малиновский добрался до «Апельсина» в числе последних. Уже в дороге он позвонил Андрею, предупредил, что задержится.
На стоянке поблескивали боками иномарки всех видов и размеров. Роман хлопнул дверью, включил сигнализацию. В соседнем ряду серебрился до странности знакомый рено. Чей же это? Его вид вызывал …предчувствия. Роман даже замедлил шаг. Машина как машина. За стеклом болтался мышонок на цепочке. Малиновский пожал плечами.
На крыльце его окликнули:
- Малиновский! Рома! – у входа стоял Юра Сенчук, старый знакомый, уже довольно давно работавший за рубежом.
- Ба! Кого я вижу! Ты давно здесь?
- Неделю.
Они, разговаривая, зашли в вестибюль, разделись. Прошли внутрь. Сегодня в «Апельсине» было людно. Публики собралось много, в толпе мелькали известные лица. По залу порхали известные московские красавицы. Судя по всему, вечер удался.
Они взяли по бокалу и устроились у окна, обсуждая новости, присутствующих и отсутствующих. Вдруг Сенчук, прервавшись на полуслове, спросил:
-Кто это?
- Где?
- Да вон, в синем платье, возле двери.
Роман посмотрел в указанную сторону и увидел… чудо. От чуда исходил легкий свет, шли нежные теплые волны, и, у него, кажется, даже были крылья…
Она повернулась, и Роман узнал профиль Юлианы Виноградовой.
Блин! Блин… Тревожное предчувствие, вызванное видом серебристого рено, и до сих пор мирно почивавшее где-то глубоко внутри, мгновенно расцвело пышным цветом.
- …Кто это, Роман?
Малиновский перевел взгляд на Сенчука.
- Это Юлиана Виноградова.
- Ничего девушка. Чем занимается?
- Что, понравилась?
- Конечно. Ты только посмотри.
- Я уже достаточно насмотрелся.
Сенчук вопросительно поднял брови.
- Что? Мы просто встречались по делу! - очень энергично запротестовал Малиновский, заметил на лице собеседника легонькую понимающую усмешку и мысленно обругал себя, - в конце концов, он Сенчуку не брат и не сват, чтоб давать отчет. И, кстати, подумал он не без злорадства, сводничеством тоже не занимается! Хочешь закрутить с девушкой – давай сам, родной, сам! – Пардон, меня зовут, - Роман помахал рукой мелькнувшим в толпе Ждановым и стал пробираться в их сторону. Краем глаза заметил, как слева мелькнуло синее платье.
- Палыч, Катя!
- Привет!
- Кажется, вечер получился…
- Да, в«Золотой нити» умеют создавать настроение.
- Кстати, и Юлиана отметила…
- Юлиана?
- Да. Ты ее разве не встретил? Да вон она!
Малиновский обернулся.
Юлиана уже разговаривала с Сенчуком. Улыбалась, помахивала крохотным веером (очередная ее штучка!). А наш «зарубежный друг» времени не теряет!
- Кто это с ней?
- Не знаю. Лицо вроде знакомое…
- Это Сенчук. Извините… - и, не дожидаясь реакции Ждановых, Роман направился к мило щебечущей парочке. «Заодно и поговорим!» - он почувствовал странное возбуждение. На внутренний голос, твердивший, что сейчас не самый подходящий момент для беседы, он не обратил никакого внимания.

- Юлианочка, вы украшение этого вечера! – Знакомый голос прозвучал совсем близко, она обернулась. Отпрыск тоже был здесь. В очень приличном костюме.
Нагнул голову, едва не щелкнув каблуками, поцеловал ей руку.
- Роман, ты как всегда, неотразим.
- Юлианочка, вы мне льстите!
- Никоим образом!
- Ну что вы…
- Я вам не мешаю? – Сенчук переводил удивленный взгляд с одного на другого.
- Нисколько!
- Ты прав, мешаешь… - они произнесли фразы одновременно. Сенчук задрал брови еще выше.
- Все-таки, я вас оставлю. Надеюсь, что не надолго, Юлианочка! Было очень приятно познакомиться!
- Взаимно! – она кивнула ему, проводила взглядом. Повернулась к Роману.
- Спугнул человека. Я, конечно, понимаю, что воспитание или есть или нет…
- Ничего, Сенчук - парень крепкий, выдержит! …А вот нам нужно поговорить…
- О чем?
- Есть тема.
- Именно сейчас?
- А почему нет?
Она удивилась. Глянула на него внимательнее. Не издевается? …Какого необычного цвета у него ресницы – с рыжеватым оттенком, лисьи…
- Я тоже хотела кое-что выяснить. Но не думаю, что сейчас это получится…
- Почему же? – нет, он точно издевается! Вон и ресницы задрожали, - сейчас он выдаст свою фирменную ухмылку…
- Сядем… - Малиновский обвел взглядом зал, - во-он на тот диванчик и…
- И? – она уже была во всеоружии.
- И? Что «и»? …А-а, понимаю! – Роман отступил на шаг, шутовски нагнул голову, - Недостоин! Каюсь, каюсь, - хотел припасть к ногам его величества…
У Юлианы вдруг засосало под ложечкой. Вот-вот, всего секунду назад у него были другие глаза, а сейчас… Малиновский продолжал насмешливым тоном:
- Простите, что посмел…
- Роман, перестань!
- Юлианочка…
- Шут!
- Шут? Шут… - он приблизился к ней почти вплотную. Юлиана замерла под его взглядом будто загипнотизированная. Дыхание перехватило. «Шут… Отпрыск… Лисица рыжая!»…

…Еще бы чуть-чуть, и он бы сорвался. Она сделала шаг назад, оступилась, и, чтоб не упасть, ухватилась за косяк. Это немного беспомощное, женственное движение настолько поразило Романа, что он онемел. На долю секунды сердце остановилось, а потом снова застучало, но не как всегда, а мягко и глухо, похожее на ночную бабочку, бьющуюся в темное стекло…

Почувствовав спасительную твердость косяка за спиной, Юлиана смогла перевести дыхание.
Роман вдруг замолчал. Посмотрел на нее странным, долгим, каким-то удивленным взглядом, будто увидел диковинку.
Юлиану бросило в краску…
- Добрый вечер!
Она наконец оторвалась от рыжих ресниц и повернула голову. Малиновский обернулся. На них смотрел Илья Каретников, тридцатипятилетний трудоголик, очень жесткий и начисто лишенный сентиментальности. Она как-то сталкивалась с ним по работе, - он умел принимать решения, и отвечать за них… Были деловая поездка в Лондон, пара ужинов в ресторане, и даже одно …свидание. Илья был по-мужски привлекателен, и она тогда отступила от своего правила не смешивать работу и личную жизнь. Какое-то время даже думала…
Вообщем, все было давно и уже стало неправдой.
И надо же, именно сейчас…
- Илья? Добрый вечер!
- Добрый, добрый… - он уперся в нее взглядом. Что-то не так. Поднял руку, и Юлиана увидела, что его пальцы сжимают газетный лист. – Твоя работа?
- Что это?
Малиновский отошел в сторону, но не уходил, привалился плечом к стене. Господи!
- Это одна… статейка. Автор – известный тебе И.И. Иванов. Надеюсь, помнишь такого? Он ведь у тебя работает?
- Работал. – Под псевдонимом Иванов скрывался Леша Корзинкин. Они действительно, одно время работали вместе, но Юлиана быстро с ним рассталась. Слишком сильно любил «жареную» и, главное, непроверенную, информацию, а Юлиана, напротив, очень этого не любила. – Я уволила его, уже давно.
- КАК давно? – Каретников потряс газетным листом. – До написания? Или после, а?
Юлиана взяла газету в руки. Если Каретников затеял этот разговор прямо здесь, то дело серьезное. Судя по всему, «произведение» Иванова-Корзинкина задело его за живое. «Махинации… Каретников и компания… вышли сухими из воды… впрочем, как всегда… Доколе эти «господа» махинаторы… Народ хочет знать… и налоговая…»
Господи! Семеро мышат… по норкам спешат…
Каретников не сводил с нее взгляда.
- Ну?
- Стоп, Илья. Я не имею к …этой писанине никакого отношения!
К их беседе стали прислушиваться. По толпе понеслась легкая волна, и Юлиане стало нехорошо. Она сделала над собой усилие и посмотрела Каретникову прямо в глаза:
- Илья, еще раз говорю, - я за Корзинкина не отвечаю!
Слева, совсем рядом, кто-то зашевелился, кашлянул. Малиновский. А она-то уже забыла о нем.
Каретников открыл рот, собираясь что-то сказать…
Роман оторвался от стены, шагнул в центр зала.
- Дамы и господа! Прошу внимания! – Все взгляды устремились к нему, среди гостей послышались смешки, недоуменный шепот: «Что это с Романом?», «Кто? Да это Малиновский, не узнала? Видимо, слишком много выпил. На него непохоже…»

Юлиана, воспользовавшись ситуацией, быстро извинилась, повторив, что ее вины в случившемся нет, и, еле-еле выслушав уже остывающего Каретникова, скользнула к выходу.
Некрасиво все получилось, а хуже всего то, что когда-то у нее с Каретниковым было… Вот тебе урок! Ни-ког-да не смешивай работу и личное!
Едва сдерживая слезы, она выскочила в холл, к гардеробу…

- Находясь среди такого блестящего общества, состоящего из, надеюсь (очень надеюсь!), близких мне людей, я хочу объявить, что собираюсь… Внимание! …Возможно, в ближайшее время я… возможно… соберусь сочетаться узами законного брака…
В толпе послышался откровенный смех.
Он слегка наклонил голову, потом поднял руку с бокалом вина, с улыбкой обвел всех взглядом. Замаячило изумленное лицо Жданова. Роман, отвернувшись от него, с прежней улыбочкой продолжал:
- Имя… возможной избранницы вы …опять же, возможно, узнаете позже! – он поднес бокал к губам, сделал глоток, потом поставил бокал на поднос и прошел мимо уже совершенно открыто веселящихся гостей к выходу.
В холле его нагнал Андрей.
- Малиновский, что за представление ты устроил?! Детский сад! Ты же обещал…
- Да ничего страшного! Жданыч, не волнуйся.
- Ты что, в самом деле…
- Женюсь? А что тебя удивляет? Я уже вполне взрослый мальчик.
- Ты серьезно?!
- Да расслабься, Андрюха, до моей свадьбы еще далеко.
- Тогда для чего…
- Да пошутил я, просто по-шу-тил.
- Ну, Малина… Шуточки твои…
В дверях появилась Катерина.
- О, Катюша!
- Все нормально? Рома?
- Неудачная шутка, только и всего! Ну выпил человек, с кем не бывает! Все всё поняли… Катюш, Андрюха, все нормально, что вы всполошились!
Андрей покачал головой. Катя ухватила его за рукав.
- Точно?
- Да что вы со мной как с больным? – Роман улыбнулся. – Идите, не усугубляйте… Идите, идите.
Катерина еще раз внимательно глянула на него. Жданов хотел что-то добавить, но она остановила мужа.
- Андрей, пойдем, Рома потом подойдет …если захочет.
- Конечно, идите!

Когда холл опустел, Малиновский засунул руки в карманы, постоял.
- Идиот! – Он покачал головой, усмехнулся. – Идиот.
Медленно подошел к закутку за гардеробом, прислушался. Потом повернул назад, но на полпути не выдержал, вернулся. Осторожно, выгнув шею, заглянул в закуток.
Юлиана курила, присев на край стула и слегка сгорбившись. Глаза и нос покраснели, губы опухли.
У Романа сильно заныло в груди. Что такое? Закружилась голова…
В памяти всплыло что-то давнее, если не сказать, древнее, что-то жгучее, болезненное…

Когда это было? Сто лет назад. В конце первого курса. Он был очень наивен и очень сильно влюблен. Ее звали Катерина, так же, как и жену Жданова. Стояла ясная, теплая весна. После короткого, но тяжелого разговора, за два дня до ее свадьбы, он пришел домой и упал ничком на кровать в своей комнате. И так пролежал, укрыв голову подушкой, почти неделю, не отзываясь ни на какие внешние толчки, и не потому, что не хотел, а потому, что не мог, - горечь забивала горло плотным комком, не давая договорить, и все оставалось внутри.
…Через неделю с кровати поднялся другой Роман Малиновский. С зарубцевавшейся, сначала ярко-красной, а потом обыкновенной, приятного коричневатого оттенка, блямбой на месте сердца… Как и у многих других. И стал жить дальше. Спокойно, умело и легко обходя все подозрительные глубины, даже свысока, по-отечески посмеиваясь над собой, - тем, который был до той весны. Всегда веселый и бодрый.
Он приучил себя к ярким модным свитерам и модному же мужскому парфюму с легкой хулиганской ноткой. Он уже почти все забыл.
И вот сейчас, в эту минуту, Роман с ужасом понял, что ничего не зарубцевалось. Под коричневой коркой зашевелилось живое и требовательное. Он ощутил, как лопаются рубцы, и из щелей брызжет горячая кровь. Наверно, именно так змея меняет кожу, - старая слетает и обнажается мягкое нутро. Только у него все было намного стремительнее. Очень больно и, одновременно, сладко, головокружительно…

В этот момент Юлиана подняла голову. Он отшатнулся в сторону, прижался к стене, перестал дышать, боясь быть застигнутым врасплох, словно неопытный влюбленный подросток…

Услышав шорох, Юлиана подняла голову, - никого. Она погасила сигарету, встала, быстро вышла из закутка и у самого гардероба столкнулась с Малиновским.
- Роман? Ты… что здесь делаешь?
- Я? Ничего… Просто вышел проветриться… А ты?
Лицо у Юлианы осунулось, резче обозначились скулы. Кончики верхних век опустились вниз, отчего она стала казаться усталой.
- И я… проветриться.
Они замолчали.
- Роман…
- Послушай… - заговорив одновременно, прервались на полуслове.
Надо бы вернуться, но при одной мысли о тусовочной суете, ей стало плохо. Малиновский молча стоял рядом. Из зала донеслись звуки музыки… Опять подступили слезы, но плакать было никак нельзя. Она судорожно сглотнула…
- Все в порядке? …Может, сбе… уйдем?
Да, да. Уйти. Махнуть рукой на «нужных» людей. Обойдутся. И она обойдется. Хотя бы сегодня.
- Поехали? – Роман, следивший за выражением ее лица, протянул руку. – Можно на моей… Если ты, конечно, не против…
Юлиана пожала плечами. Он все понял. Усадил на давешний стул, придерживая за плечи. Потом взял свое пальто, быстро, почти бегом, вышел на улицу… Скорее, скорее, Рома…
Когда он вернулся, держа в руках женский жакет и шарф, Юлиана уже пришла в себя.
- Роман, спасибо, конечно, но…
- Но? (В груди тревожно гукнуло. Опоздал?)
- Я сама доберусь, ничего не нужно.
- Сама, сама…
Почувствовав в голосе Малиновского раздражение, Юлиана встала, выпрямилась.
- Я пойду. Спасибо, Роман… За все.
- Да не за что, Юль.
Юля… Она помедлила, ожидая продолжения, шутовского поклона, ухмылки …или наоборот… Но Малиновский не произнес больше ни слова. Ее мышата, кажется, смотрели на нее с осуждением, и в душе зашевелилось странное чувство, похожее на сожаление или разочарование…
- Может, все-таки довезти?
У нее порозовело лицо.
- Я выпил всего два глотка, не бойся…
А она и не боится, еще чего… Она на самом деле не боится...
Если бы сейчас ее уговаривал Каретников, Юлиана согласилась бы сразу… Наверно. Быстро, тайком, подкрасила бы губы, припудрила покрасневший нос, в машине ловко направила бы беседу в нужное русло… Эта картина возникла перед ее внутренним взором во всех подробностях, и Юлиане стало… невыразимо скучно…
- Юля? - Малиновский коротко улыбнулся, и сразу же смял улыбку, будто стесняясь… Она чуть было не улыбнулась в ответ, но в самый последний момент удержалась, только уголки губ слегка дрогнули…
- Едем? – Сразу спросил Роман, не отводивший от нее взгляда.– Едем!
Не дав ей передумать, Роман красноречиво тряхнул жакетом. Юлиана оделась, набросила шарф, и они вышли на улицу, под яркий свет фонарей.
На подоконнике в закутке остались лежать, забытые, косметичка и полупустая сигаретная пачка.

- Прошу. – Малиновский сделал приглашающий жест. – Располагайся.
Она села, Роман хлопнул дверцей. На секунду замешкался, сжав кулаки, чтоб успокоиться. Блин, мальчишка тридцати с лишним лет…



Машина тронулась. За стеклом поплыли разноцветные огни, светящиеся вывески.
- Новокалининский переулок.
- Сначала на Ленинский?
- Да.
В салоне было тепло. Юлиана сняла шарф, откинула голову назад, прикрыла глаза.
Светофоры, светофоры… У ночных московских улиц была и есть такая особенность, - кажущееся немыслимое количество поворотов. Ты садишься за руль – и попадаешь в лабиринт… Говоря словами одного молодого шевалье, авантюриста и интригана, чьи воспоминания, переплетенные в коричневую кожу, попали недавно Юлиане в руки, - «дьявольски большой город».
Она слегка подвинулась и стала рассматривать профиль Малиновского исподтишка, в щелку между век. Высокий лоб, брови густые, рыжеватые, …как и ресницы. На лице еле заметное, невесомое, выражение растерянности… Неплохо водит машину. Мужские руки лежали на руле, спокойные и уверенные, крепкие… хорошие руки. Рукава пальто немного задрались, и стали видны светлые полоски рубашки. Где он успел загореть?
Словно желая ответить, Роман повернул голову и посмотрел на нее. По его лицу прошлась быстрая, острая волна. Он вовремя опустил ресницы и отвернулся, но Юлиана все-таки успела заметить мгновенное, нежное, горячее… От неожиданности она уронила шарф на пол, резко выпрямилась, отвернулась, в смятении, к окну. В глубине сердца сладко заныло, - ей был приятен этот взгляд! Доигралась… Машину тряхнуло, и ей пришлось схватиться за ручку двери.
- Извини, – тихо сказал Роман, не поворачиваясь. Правая щека у него покраснела.
- Ничего. – Она ответила тоже еле слышно, и так же глядя вперед.
Блин, хоть объяснить ей… С другой стороны, зачем… а может… Роман старался собрать воедино обрывки мыслей и ощущений, но все попытки тонули в каком-то необъяснимом хаосе.
Побыстрее бы добраться до дома… Нет, наоборот… У нее появилось желание ехать в этой машине как можно дольше, бесконечно долго, ехать всегда… И опять, - скорее бы домой… или нет… хоть бы проезд закрыли…
Они молчали, но тишина не давила, не мешала, - она была их союзницей, давала возможность прийти в себя, одновременно, сближая. Она была одна на двоих.

За окном показался знакомый силуэт высотки.
- После поворота до конца…
Он кивнул. «Ну хоть сейчас-то рот открой, Рома, ну…»
- Юля…
- А вот и мой дом. Спасибо…
- Пожалуйста…
Задержавшись на секунду, она открыла дверцу, выбралась из машины, и, наклонившись, еще раз сказала:
- Спасибо… Рома.
И пошла. Придерживая воротник жакета, прижимая сумочку.
Он сидел в машине и смотрел ей вслед, пока дверь подъезда не хлопнула.
Только тогда отпустило.
Роман выдохнул, открыл дверцу и оперся подбородком о руль. Туман внутри продолжал клубиться, бурлить, требуя выхода…

- Мужик, прикурить не найдется? – Малиновский вздрогнул и выглянул наружу. Классический вопрос прозвучал из уст молодого парня в темной кожаной куртке. Рядом с ним стоял второй, на вид немного похлипче.
- Что?
- Глухой, что ли? – Тот, что поздоровее, приблизился на шаг. Романа осенило, – это же махровое хулиганье, сейчас начнется… Прикурить им…
- Не курю. – Вышел, захлопнул дверцу, незаметно подвигал пальцами, разминая ладони. Его охватил какой-то лихой азарт, подогреваемый давешним туманом. Никакого опасения или страха не было. Наоборот, развернись сейчас эта шпана и уйди, он испытал бы сильнейшее разочарование.
- Не уважаешь, что ли? – здоровяк вынул руки из карманов. Роман едва не расхохотался. Кулаки буквально загудели.
- Чего надо?
Вместо ответа здоровяк постучал кулаком об ладонь, демонстрируя полную боевую готовность. Его напарник незаметно стал обходить Малиновского слева.
- Так бы сразу и сказал! – Роман размахнулся и с неописуемым удовольствием врезал по широкой физиономии. Это явилось для нападающих неожиданностью. Здоровяк едва не упал, но в последний момент остановился и даже успел задеть Малиновского по носу. Они бились еще минут пять, но исход уже был ясен. Хлипкий напарник замер на месте с открытым ртом, и когда Малиновский повернулся к нему, отскочил назад, испуганно глядя в бешено-веселые глаза противника.
- Ну?!
- Дядя, ты че, псих?
- Псих, псих.
- Э-э, ты не шути… - хлюпик отступил еще на шаг, еще, а потом побежал в сторону темных кустов, куда парой секунд раньше отступил здоровяк.
Малиновский остался один. Подошел к машине, тяжело дыша, взялся за ручку дверцы. На запястье капнуло что-то теплое. Он провел ладонью по верхней губе - кровь. Достал носовой платок, вытер лицо. Посмотрел на красные разводы, засмеялся. Руки саднило, кровь потихоньку опять начала капать из носа, он все это чувствовал и… радовался, необъяснимая радость буквально перла изо всех щелей. Поднял голову, чтоб кровавый ручеек утих и замер, - над головой, над домами, над всей Москвой было ТАКОЕ небо… Со звездами, крупными как горошины, с редкими кисейными облачками, едва уловимыми глазом, наполненное густым, густейшим синим цветом…. Он зажмурился на секунду. На щеки падали снежинки.
И наконец-то, наконец, все стало понемногу проясняться, оформляться в слова… Он не выдержал и заорал изо всей силы:
- А-а! …Я живу-у-у-у!! Жи-ву!!
И застыл, вдыхая морозный воздух.
Недалеко завизжала сигнализация, где-то высоко хлопнула форточка.
Он прикрыл глаза, чтобы как-то утихомирить рвущееся наружу сердце.
- Я …живой.



Вешая жакет в шкаф, Юлиана мельком взглянула на себя в зеркало и остановилась, медленно пригладила ладонями волосы.
Она уже стояла вот так однажды, на пороге …после которого все изменилось бесповоротно. Она стала другая. Тогда она ошиблась, еще не знала, что самым главным было – выбрать из множества легчайших звуков, ежедневно и еженощно переливавшихся в ушах, нужную ноту, свою. Она выбрала неправильно.
Юлиана провела руками по вискам, щекам… Сейчас она тоже другая, - растерянная, разворошенная ...Улыбка вырвалась неожиданно, мгновенно. Юлиана сразу же ее спрятала, но внутри все пело.
Почему она ушла? Ах да, Каретников. Каретников…А у Романа Малиновского, оказывается, рыжие ресницы, не замечала. Она, кажется, хотела с ним поговорить… Сердце вдруг резко и сладостно сжалось, - вспомнился его взгляд. Юлиана опять посмотрела на свое отражение.
- Ты сумасшедшая? – и другая, зеркальная, Юлиана, закрыла на секунду глаза, в знак согласия. Сумасшедшая…
С улицы послышался крик. Она шагнула к кухонному окну. Во дворе, задрав голову, стоял мужчина… Да это же Малиновский! Он еще здесь! Юлиана быстро отодвинула мешавший стул, суетливо подергала ручку оконной рамы и… остановилась, покраснев. Что она делает?! Блин, девочка почти тридцати лет… Она обеими руками сдвинула портьеры, оставив узкую щелку. Роман еще стоял внизу. Пальто нараспашку, дверца машины открыта.
С фотографии, стоявшей в рамке на холодильнике, на Юлиану глянула мама.
«Господи, хоть бы ты не был Малиновским! …Или я была бы не Виноградова»

В кармане зазвонил мобильный. Он вытер лицо и сел в машину.
- Алло! …Какая Ника? …Ах, Ника.
Роман некоторое время молчал, а потом крикнул в трубку:
- Не слышу! Связь плохая! - Нажал кнопку отбоя. – Извини, Ника.
Он еще раз глянул на окна Юлианиного дома. Вдохнул, выдохнул, повернул ключ. Машина мигнула фарами и выехала на улицу.

*****
Зимних праздников ждешь долго, все вокруг постепенно меняется, - на улицах становится светлее вечерами из-за многочисленных гирлянд, тут и там вырастают сверкающие искусственные елки, в магазинах снуют веселые разноцветные толпы. И самый напряженный рабочий график конца года не может перекрыть радостного предновогоднего ожидания.
В Зималетто вовсю кипела жизнь. Перед Новым Годом вдруг приехали будущие партнеры, нашлись новые будущие поставщики, неожиданно заболел Урядов, и раскапризничался Милко. Но самое интересное, - повсюду установился тонкий новогодний апельсиновый аромат.
Юлиана шла по коридору Зималетто, отчего-то волнуясь. Тревоги и мрачных предчувствий не было(семеро мышат сидели спокойно), наоборот, - сердце временами радостно трепетало, словно воздушный шарик.
После очередного поворота она нос к носу столкнулась с Романом Малиновским.
- …Юля?
- Здравствуй, Роман.
- Здравствуй… Ты… А я… мы думали, ты придешь к одиннадцати.
- Пришлось опоздать… Я звонила Катерине.
У дверей послышались голоса, и Юлиана обернулась. Роман смотрел на ее профиль. Голоса стихли.
- Ошиблась. Я думала, это Жда…
«Отрада души моей…»
Двери снова хлопнули. Появились Катерина с Андреем, еще одна дама, Милко. Раздались громкие приветствия, завертелся вихрь забот. Но пока Юлиана профессионально, почти автоматически, направляла беседу, внутри словно легко перекатывались теплые камешки, торкаясь гладкими бочками, - на нее все время смотрел Роман.
-…Где встречаешь Новый Год?
- О-о, это пока секрет!
- А мы в прошлом году…
- И с кем, тоже секрет, Юлиана?
- Секрет, – она бросила быстрый взгляд на Малиновского.

Паривший до этого под самым потолком, Роман рухнул вниз.
«И зачем ты только появилась, Юля, Юленька?»

- Нет, нет, Милко! Предлагаю сразу в конференц-зал!
Малиновский поддержал Жданова:
- Милко, там самая подходящая обстановка! – и выдал фирменную улыбку.
Гений моды закашлялся, стал поправлять роскошное цветное кашне, пожал плечами.
- Я подчИняюсь.
- Вот и прекрасно. Пройдемте.
У выхода Роман галантно поклонился Юлиане, уступая дорогу. Она поблагодарила, испытывая сложное чувство. Что-то утекало незаметно, как вода сквозь пальцы, что-то важное…
- Всегда готов!

«Чтобы мучить меня, ты появилась… Красавица моя»



Совещание было бесконечным.
Малиновский с видимым удобством расположился, откинувшись на спинку кресла, положив руку на подлокотник. Говорил мало, по делу. Или вставлял подходящее острое слово. Все в меру, так, что вновь появившаяся в Зималетто дама невольно улыбалась, и даже разок засмеялась, тряхнув ухоженными локонами.
Юлиана не могла дождаться завершения. Каждый раз, поворачивая влево голову, она видела его профиль. Только профиль, и ни разу – анфас…
Не было никакого кокетства. Ее новогодний секрет заключался в том, что пресловутого принца на белом коне или, на худой конец, дружественного коллектива, не существовало, и даже не планировалось. Не то, чтобы ее не приглашали, скорее наоборот, - предложения сыпались как из рога изобилия, но… не те. Постепенно отсеивались компания за компанией, и, наконец, Юлиана поняла, что будет встречать Новый Год одна. Она мало расстроилась (сама же ото всего отказалась), но никто, никто, не должен был знать, что крепкая, успешная бизнес-дама Юлиана Виноградова будет слушать бой курантов под елкой у себя в квартире в полном одиночестве, и в одиночестве же пить шампанское.
Вернее не в одиночестве, а вместе с портретом в тонкой коричневой рамке, на котором задумчиво улыбалась мама…

-…Юлиана! Юлиана!
- Мне все ясно. За исключением пункта о прессе.
- А что конкретно непонятно?
- Ну, прежде всего…

Наверно, он выглядит сейчас полным идиотом. Паяцем… Только она почему-то не смеется.
Она просто не обращает внимания.

-…Роман, поддерживаешь?
- Я – за! Юлиана Виноградова редко ошибается, – он наконец повернул голову.
Ресницы рыжие и неподвижные. Взгляд …ироничный. Непрошибаемый взгляд. Он улыбается как всегда, как и всем остальным, в том числе и новой даме. Как будто ничего не произошло.
Боже! Юлиана инстинктивно подняла руку к горлу, - там застрял мгновенно образовавшийся противный плотный комок. Боже мой, она сама все придумала! И теплые камешки, и его распахнутое пальто, и тот взгляд… Она, практичная, иногда жесткая и циничная, …глупая, забыла, что это Ро-ман Ма-ли-нов-ский.
- …Значит, на этом и остановимся. – Катерина захлопнула папку. И сразу же Юлиана Виноградова встала, чтобы попрощаться. Следом за ней загрохотал стулом Малиновский.

…Он еле успел перехватить ее в устье коридора.
- Что случилось?
- Ничего.
- Я же не слепой. На тебе лица нет…
- Роман, все в порядке… Мне надо идти.
- Что мне сделать… Да что произошло, Юля?!
- Роман, пожалуйста, - она вырвалась. Одновременно захлопали офисные двери, где-то затренькал мобильный телефон.
- Мы недоговорили! Юля…
Быстро кивнула, глядя мимо него, выскользнула в холл и нажала кнопку лифта.
- Постой…
Лифт остановился, она шагнула внутрь и сразу же отгородилась от всего блестящими створками. Все не так! Смято, бессмысленно… глупо. Зачем она убежала? Куда? …Или опять …выдумала?
На секунду забыв о свойстве блестящих лифтовых створок, Юлиана попыталась их открыть, сломала ноготь и только тогда опомнилась. Что же это? Сколько вся эта …сумятица будет длиться?! Сколько она еще будет ухать мощным рассекающим потоком вниз, словно водопад, разбиваться насмерть и сразу же затихать, и опять…
Когда загорелась кнопка с номером 1, Юлиана твердо решила снова подняться и все выяснить, высказать. Определиться. Но в следующее мгновение, как только лифт открылся, она, не оглядываясь, прошла своим быстрым, четким, каким-то излишне старательным, шагом к выходу. У дверной вертушки коротко оглянулась, ненароком. В вестибюле кроме нее и охранника никого не было.

Роман не догнал ее. Задержался в коридоре, а когда спустился вниз, то сразу понял, что опоздал. Хотел набрать ее номер, но как только достал телефон, на экране загорелось имя Жданова.
- Алло! Что, Жданов, успел соскучиться? …Да не злюсь! …Когда? …Ты сам не успеешь? Ладно. Сейчас… Пошлю курьера.
Малиновский поднялся на нужный этаж, двинулся к своему кабинету. По дороге завернул к конференц-залу. Нужные документы, забытые им, лежали на столе.
Взяв плотную скрепленную стопочку, и обозвав себя сумасшедшим, Малиновский пошел было обратно, но остановился на полпути. Как раз напротив ее стула. Подвинул его, аккуратно взяв за спинку. Постоял, медленно обошел слева и сел на место Юлианы. Документы он положил сначала на колени, но потом переместил на стол.
Что сегодня произошло? Сердце ныло неясно и болезненно.
Он опять нашарил в кармане мобильник, однако звонить не стал, - тревогу тихо, исподволь, перекрывали новые, совершенно иные ощущения, более всего похожие на теплый медленный прилив. Воды подступали медовые, искрящиеся, и от их стремительного, неотвратимого напора было не увернуться. Роман закрыл глаза и сразу нырнул в глубину, вспоминая, как Юлиана усаживается, говорит, поправляет волосы, поглаживает ручку своего портфеля… Удержался только в самый последний момент, усилием воли погасив горячечный внутренний стук, - из коридора послышались голоса.
Приехали, Рома… Вернее, приплыли…
Дверь распахнулась, в конференц-зал влетела, не успев стереть с лица улыбку, молоденькая уборщица, позади нее, в коридоре, стоял с довольным лицом их новый курьер.
- Ой, извините, я думала…
- Ничего. Приступайте.
Малиновский встал, опершись на подлокотники и вышел, сунув руки в карманы. В коридоре, уловив курьерскую улыбку, сразу вспомнил, что рабочий день в разгаре и загрузил паренька поручениями.

У себя в кабинете аккуратно щелкнул дверным замком, сел за стол, смял лист бумаги и залепил бумажным комом в плакат с сидящей в красивой и «правильной» позе моделью. Без досады или злости, просто очень трудно ему было, недавно ожившему, в эту секунду. Все по-свежему, по обнажившимся сердечным складкам, и закрыться не было никакой возможности, да он и не пытался.

Мать сразу заметила неладное. Вчера она сообщила, что остается в Москве до середины января. Или даже до конца.
- Ты не рад? Не рад, я вижу.
- Ну что ты, ма!
- Не пугайся, твоих новогодних планов я не нарушу. Мы уже договорились с Елизаветой, - будем встречать Новый Год у нее на даче.
- С Елизаветой?
- Елизавета Алексеевна… Да что с тобой?
- А… Ничего. Все нормально.
Нина Александровна внимательно посмотрела на сына. Рома сидел напротив нее, но, одновременно, и где-то далеко, в другом месте.
- Ты не влюбился часом?
- Что?!
Его изумление только подтвердило ее догадку. Теперь Нина Александровна была уверена.
- Кто же она? …Или это секрет?
- Да с чего ты взяла?!
- Рома, ты мой сын.
- Ма, можно я ничего не буду объяснять? Угу? – Роман трогательно и, вместе с тем, дурашливо склонил голову. Мать продолжала вглядываться в его лицо, но прочесть ничего не смогла, и от этого ей стало немного досадно и тревожно одновременно. Какой смысл делать из имени очередной пассии тайну? Если это очередная пассия… Или ее имя…
- Да назови хотя бы имя.
- Чье, ма? – на нее уставились непонимающие и слишком честные глаза. Слишком.
- Не валяй дурака.
- Ма, что ты! …А кстати, я давно говорил, какая ты у меня умная и красивая?
- Льстец. Зубы заговариваешь? – Нина Александровна уже не настаивала, знала, что бесполезно. Лучше вернуться к заинтересовавшей ее теме позднее, когда Ромка расслабится и потеряет бдительность. …Нет, ну какой же котяра! Откуда в нем это? Отец никогда бабником не был… Слабый тревожный звоночек почти затих, но не исчез. Ничего, разберемся.



*****
31-е выдалось сказочным. И мороз в меру, и снежок. Юлиана планировала с утра заехать на часок на работу, но, в конце концов, махнула на все дела рукой.
Елка, уже наряженная, стояла в центре комнаты. Яблочный пирог (единственный, который она умела готовить, зато так, что пальчики оближешь!) томился в духовке. А все остальное – пара салатиков, сыр, фрукты, она купила в супермаркете. Вино, которое открывают только раз в году, в новогоднюю ночь, Юлиана принесла из крохотного магазина-подвальчика, который был ей известен еще со времен Каретникова.
Все готово. Можно было начинать праздновать, однако что-то мешало. Точно. Это «что-то» до сих пор лежало в маминой тумбочке. Сколько раз она хотела все выяснить? Три? Четыре, пять?
Хватит. Сегодня все и узнает. В старом году.
Адрес был ей известен. Как-то заезжали вместе со Ждановыми, как раз перед последним отъездом в Прагу.
Она быстро переоделась, глянув на часы. Ничего, времени достаточно. Решительно вытащила и упаковала бумажную стопку в файл, оделась в прихожей. Колени разок дрогнули, но в ответ на это, она еще резче дернула сапожную молнию. Все, можно идти. Громко хлопнув дверью, Юлиана вызвала лифт. Постояла в ожидании, но лифт медлил, тогда она вышла на лестницу и побежала вниз.

У дома Малиновского решительность снова ее покинула, и Юлиана даже повернула было обратно, но, дойдя до машины, вернулась. Зашла в подъезд вслед за пожилой высокой дамой, с шоколадно-коричневой таксой на поводке. И дама, и такса подозрительно на нее посмотрели (или ей показалось…). Чтобы скрыться от этих взглядов, Юлиана с нарочитой бодростью двинулась к лифту (дама скрылась за дверью квартиры на первом этаже), нажала на кнопку вызова. В этот момент зазвонил мобильный телефон. Она достала его из сумки, и не поверила своим глазам.
- Алло! (она уже зашла в лифт и поднималась на нужный этаж)
- Юлиана? …Это я. Это шут Малиновский звонит …Хотел поздравить тебя с Новым Годом.
- Роман?!
- А …ты не одна?
- Алло! Рома?! – а сама уже вышла на площадку, окинула взглядом двери (их было три) и машинально позвонила. Дверь распахнулась почти сразу, и перед Юлианой предстал Малиновский, в куртке, одетой на одно плечо, с телефоном. Ей еще бросился в глаза огромный букет цветов на полке.
- Я к тебе сейчас приеду… - договорил Рома в трубку, глядя на нежданную гостью.
- А я…
Они одновременно опустили руки с телефонами. Роман опомнился первым.
- Юля? Проходи! …Я очень рад
Юлиана шагнула через порог, сбросила жакет на ставшие неловкими руки Малиновского, сняла обувь (хотя Роман и пытался протестовать), повернулась…

Она потом пыталась вспомнить, когда и как все началось, но не смогла. Только горячие руки, таяние собственного тела, становящегося невесомым, нежное и сильное движение… На пол полетели ее жакет и его куртка, букет, сумка, еще что-то… Как-то вдруг, она тоже не помнила, как и когда, оказались в комнате. Сыпались какие-то крючки и пуговицы с жадно срываемой одежды. Один из крючков оставил случайный след на ее коже, и Роман сразу припал к крохотной царапине губами.
Простыни, сначала прохладные, потом никак не ощутимые, исчезнувшие, как и всё, весь мир, вокруг.
И свобода, когда они нырнули в огненную и, одновременно ласковую, невыразимо нежную воду, и тысячи сладко пронзающих стрел…

Сколько времени прошло? Кажется, целая вечность. В комнате было сумрачно. Телевизор, пара кресел и стеклянный журнальный столик, в углу – шкаф и книжная полка, на которой что-то мерцало – это горел квадратный циферблат. Повсюду была разбросана одежда.
Темные оконные стекла осветились неровным светом - за окном начали запускать фейерверки. Юлиана подняла голову.
- Ромка!! Скоро двенадцать! Новый год! Ромка!
Они вскочили.
- Юль, у меня есть там, в баре…
Когда стрелка почти приблизилась к двенадцати, они уже сидели у стеклянного столика с бокалами вина. Горели свечи, на столе просто так, без тарелки лежали красные румяные яблоки.
- С Новым годом!
- И тебя!
Бокалы тоненько, еле слышно дзинькнули. Юлиана поставила свой на столик… и внезапно захохотала.
- Что? Что, Юлька?
- Посмотри на себя…на нас!
Роман удивленно опустил глаза, - они сидели без одежды, абсолютно голенькие, как будто так и надо, так и должно было быть.

*****

Нина Александровна вернулась в Москву второго января. Запланированная праздничная неделя не удалась, - к Елизавете неожиданно нагрянули многочисленные родственники, и Нина решила не мешать. Позвонила Роману и после обеда уже стояла у дверей его квартиры.
Он распахнул дверь с зубной щеткой во рту, промычал нечто нечленораздельное и скрылся в ванной.
Уже с порога Нина почувствовала что-то неуловимое, запах или еще что-то… Нет, именно запах. Под вешалкой она заметила немного подвядший белый лепесток и усмехнулась. В комнате запах был явственнее. Нина Александровна взглянула на столик и увидела его источник.
В пепельнице лежала серая легкая кучка. Повинуясь неясному порыву, она взяла пепельницу в руки и встряхнула. Из кучки выпорхнул крохотный бумажный клочок, не успевший сгореть. Бумагу и почерк на ней она сразу узнала, - этот листок вместе с другими лежал много лет во втором томе собрания сочинений Дюма. Нина Александровна бросила сумку на кресло и почти выбежала из комнаты.
- Рома! – Она распахнула дверь в ванную. – Будь добр, объясни!
Роман, смахнув с лица капли, обернулся к матери.
- Что, ма?
Вместо ответа она показала ему пепельницу.
- Ах, это! Ма, ты даже не представляешь, что мы выяснили…
- Мы?!
Роман запнулся. Мать смотрела на него жестко и требовательно.
- Ну?
- А в чем дело? Что произошло, ма?
- Это ТЫ мне должен объяснить!
- Хорошо. – Он тщательно вытер лицо. – Я все объясню, только успокойся, пожалуйста, – и Роман ласково, ободряюще, очень открыто улыбнулся матери.
Как и ожидалось, улыбка сделала свое дело. Нина Александровна вышла из ванной и вернулась в комнату, поставила пепельницу на столик.
- На самом деле все просто. Выяснилось, что бумаги, которые ты хранила, только зря портили жизнь… тебе. …Постой, я неправильно выразился! Они просто не имеют никакого значения… как стало понятно.
- Понятно?! За одну ночь?!
- Да, - коротко ответил сын.
Что еще можно было добавить? Рассказать, как Юлиана достала свою бумажную стопочку, как он в ответ открыл том Дюма, и они вместе все прочли…

…- Ром, давай избавимся от этого, - Юлиана указала глазами на потрепанные бумажные листки. Вместо ответа Роман сгреб, смял всю кучу, затолкал, сколько влезло, в пепельницу и щелкнул зажигалкой. Потом сжег остальное. Пока листки горели, они сидели молча, Юлиана взяла его за руку. Пламя мягко отражалось в ее зрачках, маленькое ухо порозовело… Роман не выдержал и поцеловал его…

- Как тебе вообще в голову пришло! – Нина Александровна повысила голос и осеклась – Постой, постой… погоди… Кто здесь был, с тобой?
Роман не ответил. На лице матери отразилась невероятная смесь – возмущение, любопытство, упрямство, полыхнула внезапная догадка и ко всему прочему добавилась изрядная доля презрения. .
- Как ее зовут?! Ты мне так и не сказал! Рома!
- Да зачем тебе ее имя, ма? Ну какая разница?! Главное ведь не это!
- Большая разница. Ты – Малиновский…
- И что? Что?! Мама, это глупость! Вот это вот! - Роман схватил пепельницу и со стуком поставил обратно, почти швырнул.
- Не тебе судить!
- Да почему?! Я ведь тоже - Малиновский, ты сама только что сказала!
Нина Александровна со сжатыми в нитку губами покачала головой. Роман выдохнул. Бессмысленно биться об стену головой, но выяснить все здесь и сейчас было необходимо. Он положил полотенце, которое держал в левой руке, на спинку кресла. Мать доставала ему до подбородка и показалась Роману в этот момент очень маленькой, поджаро-высохшей, легкой. Она напоминала хищную китайскую принцессу, готовую в любую секунду полоснуть кинжалом и самой напороться на острый клинок… На какое-то мгновение ему стало очень жаль ее.
- Ну хорошо. Действительно, хватит изображать детский сад. Ты права, мама. Ее зовут Юлиана…
- Я так и знала! – Она его не дослушала. – Только она могла, Виноградова…
- Ма-ма! Послушай… - Роман попытался усадить ее в кресло, - давай успокоимся.
- А я спокойна. И мне все ясно. Хотя нет, один момент есть – как ТЫ позволил задурить себе голову…
- Никто ничего никому не дурил. У тебя просто предвзятое отношение к ней.
- Если бы ты немного подумал, совсем немного…
- Мама, я подумал. Очень хорошо. Ну посуди сама, какой смысл портить себе жизнь из-за того, чего, может, и не было никогда!
- Не было?! – Мать чуть не задохнулась от возмущения, хотела продолжить, но Роман твердо сказал:
- Я говорю сейчас не о папином детстве. Я говорю о том, что ни ты, ни я …ни Юлиана не должны мучиться из-за каких-то… химер прошлого. Они настолько далеки, мама! Их уже нет!
Нина Александровна почти не расслышала его последней фразы. Все заглушали ее собственные мысли, сменявшие одна другую с невероятной скоростью. С сыном говорить бесполезно, это ясно… Но как он попался-то! Вот уж не думала, что Рома… А вот Виноградова… Ее взгляд упал на кучку пепла, и Нина Александровна снова чуть не задохнулась от негодования. Расстегнув верхнюю пуговицу блузки, она тяжело села в кресло.
- Мама? Тебе нехорошо? – Роман с тревогой посмотрел на мать.
- Принеси воды. Стой. Будь добр, убери, - и Нина Александровна указала на пепельницу.


Роман тихонько прикрыл дверь комнаты. Мать прилегла, и не хотелось ее тревожить.
На кухне он поставил вариться кофе. Все нормально. Разговор, которого было не избежать, состоялся, и все оказалось даже проще, чем он предполагал. Мама поймет. Она всегда была умной и понимающей, сколько раз он убеждался в этом. Роман перевел взгляд на окно. Снаружи на подоконнике лежал пушистый снег, и падали белые хлопья, превращая обычный двор в сказочные декорации.
Он взял телефон и набрал номер.
- Юля? Это я…

Нина Александровна сделала вид, что задремала, и Роман, наконец, вышел. Как только закрылась дверь, она села на диване, отбросив плед. Что делать? Беда пришла, откуда не ждали. Столько красавиц и умниц вокруг, уж ее-то Ромка мог выбрать любую, а остановился на Виноградовой!
- Нет, ну надо же! – вслух произнесла она. Правая рука непроизвольно сжалась в кулак, и Нина легонько забарабанила им по диванной подушке – в такт мыслям.
…А Виноградова времени не теряет, - сразу быка за рога, поняла, где самое больное, влезла… Господи, что же делать? Как отвадить эту… хваткую даму? Разговора не избежать. Значит, решено: позвонить, встретиться, оценить, поговорить. Роме пока ничего не сообщать, лучше сказать после.
Сухой логикой Нина пыталась заглушить внутреннее смятение, и приступы чего-то, очень похожего на сердечную боль. Ей до сих пор чудился запах гари. Она встала, открыла форточку. Стали слышны уличные звуки - шум машин, отдаленный сигнал подъездного домофона, хлопок двери. Жизнь шла своим чередом. «И это пройдет…» Будем думать, что все образуется… что она права.
- Ничего, ничего,- она уперлась лбом в холодное стекло…


*****

До кофейни, где они с мамой Романа договорились встретиться, было рукой подать от офиса, и Юлиана дошла до нее пешком.
В небольшом зальчике почти никого не было. За столиком у высокого окна спиной к дверям сидела женщина, одна. Юлиана догадалась - она. Семеро мышат расселись по своим норкам.
- Здравствуйте! Нина Александровна? Я Юлиана.
- Добрый день, очень приятно.
Нина обвела Виноградову внимательным долгим взглядом. Она представляла ее себе иначе – более яркой и стервозной. Однако перед ней стояла совсем другая женщина – почти никакой косметики, никакого вызывающего «гламура», как сейчас говорят, выглядит очень сдержанной, но энергичной, не глупа. И одета с большим вкусом. Нынешние молоденькие деловые дамочки кое-чему успели-таки научиться. У Нины вдруг тревожно сжалось сердце. Вот с такими, как эта Виноградова, и нужно держать ухо востро.
Юлиана села за столик.
- Нина Александровна, я очень рада, что мы познакомились.
- Да, я тоже считаю, что мы встретились не зря. И, надеюсь, нам удастся поговорить.
Юлиана уже давно так не волновалась. Еще во время телефонного разговора она почувствовала в вежливых словах матери Романа некий подтекст, второе дно, и сейчас внимательный, вроде бы беспристрастный, но жесткий взгляд Нины Александровны только усилил давешнее ощущение.
- Вы производите очень хорошее впечатление.
- Спасибо.
- Курите? – Нина Александровна достала сигареты.
- Нет, спасибо.
- А я иногда балуюсь, - она щелкнула зажигалкой.
Поверхность столика, за которым они сидели, была подобием шахматной доски, и они обе неожиданно представились Юлиане настороженными игроками, ловящими малейшие движения друг друга, взгляды и случайные фразы. И если сама Юлиана была вовлечена в эту игру почти против воли, то мать Романа все осознавала, действовала четко и ясно – она ОЧЕНЬ хотела выиграть. Юлиане на крохотную долю секунды вдруг стало страшно, но она справилась, взяла себя в руки и даже ощутила нечто, похожее на азарт.
- Юлиана, Вы, как я уже заметила, девушка неглупая, воспитанная… Дело вот в чем: я, собственно, хотела поговорить о ваших встречах с моим сыном.
- Я так и подумала, ведь Вы мама, и переживаете…
- Рада, что Вы это понимаете. Мне будет проще все объяснить. – Нина Александровна слегка передвинула на блюдце крохотную кофейную чашечку.- Наверно, будет лучше, если я не буду ходить вокруг да около. Видите ли, наши семьи, как Вы сами знаете… - она глянула на Юлиану, - находятся… в конфронтации, если можно так сказать… Но не мешают друг другу, - Нина отпила кофе, поставила чашку. Юлиана молчала. - И если такое положение вещей не изменится в дальнейшем, лучше будет всем.
Юлиана покраснела. А Нина продолжала:
- Я – мать, как Вы сами заметили, и мне бы не хотелось сложностей для сына.
- Сложность – это я? – Юлиана нарочито спокойным движением отодвинула чашку.
- Если угодно – да. – Нина Александровна погасила сигарету.
- Почему?
- Юлиана, наши предки были не глупее нас с Вами. Они знали, что делали. Давайте следовать традиции – и все. Более я ничего у Вас не прошу.
- Не встречаться с Вашим сыном – я правильно понимаю?
Нина Александровна, не отводя взгляда, ответила:
- Да.
- Извините, но, мне кажется этот вопрос должны решать МЫ – он и я.
- Я не вмешиваюсь в ВАШУ жизнь, Боже упаси! Вы взрослый человек. Только оставьте моего сына в покое. Как и чем ВЫ живете, меня не касается, моя единственная просьба - уйти из НАШЕЙ жизни. Это немного, я не требую ничего сверхъестественного…
- Не требуете? – Юлиана не поверила ушам. – Нина Александровна… я, лично Я, Вас чем-то обидела? Скажите прямо.
Нина коротко глянула на Виноградову.
- Дело не в какой-то единичной обиде, дело в Вашей семье. Вы же все понимаете!
Бессонные ночи, первый Митин инфаркт… Какого отчета хочет от нее эта девчонка?! «Скажите прямо…»
- Юлиана… Викторовна, мне бы не хотелось касаться предметов, неприятных для нас обеих, это слишком тяжело и болезненно… для меня, по крайней мере. Как для Вас – не знаю. В данную минуту я просто прошу сделать так, чтоб наша с Вами встреча больше не повторилась. Чтобы не было причин встречаться.
Даже мышата не помогли. Сердце бешено колотилось, и Юлиана с трудом перевела дух. Спокойно.
- Я поняла Вас. Могу только сказать, что не хочу никого обманывать и давать обещания, которых не смогу выполнить.
Нина Александровна выпрямила спину.
- Так…Ну что ж, разговора не получилось…
- Извините.
- Вы сами не понимаете, что творите. Если бы были живы Ваши родители…
- Еще раз простите, Нина Александровна, но у меня рабочий день…
Нина молча махнула рукой. Юлиана схватила дрожащей рукой сумочку.
- До свидания.
Ее собеседница промолчала. Отвернулась к окну, кулачок быстро и легко постукивал по шахматной столешнице. Юлиана почти выбежала на заснеженную улицу, глотнула холодного воздуха.
Нина Александровна смотрела на нее через стекло. Тонкие ноздри трепетали.

Привет всем!!
Переезжаем потихоньку.




Вечером, едва они с Романом уселись за вечерний чай, Нина Александровна с чуть заметной торопливой интонацией, как бы между делом, сказала:
- Я виделась сегодня с Виноградовой, - и глотнула из чашки.
Роман поперхнулся.
- С Юлианой?!
- А что, есть еще одна Виноградова? Конечно, с ней. Вообще-то я была уверена, что тебе о нашей встрече уже сообщили. С комментариями, так сказать.
- Нет. – Роман покачал головой. Мать усмехнулась.
- Значит, я ошиблась.
- И как она тебе? Ведь все не так страшно? Она неплохая…
- Ну-у… Как тебе сказать. По-моему, в ней много резкости и, извини, даже заносчивости. Но, разумеется, она довольно хорошенькая, - поторопилась добавить Нина.
На лице Романа появилось странное выражение. Нина Александровна явственно почувствовала, как он ЗАКРЫЛСЯ, будто сдвинул перед собой непроницаемые шторы.
- Ма, а зачем ты встречалась с Юлианой?
- А что, нельзя? Она неприкосновенная особа? …И потом, должна же была я когда-нибудь с ней познакомиться?
- Конечно, ма, ты бы обязательно с ней познакомилась…
- Вот это и произошло. А что ты так встрепенулся, Рома? - ее тревожило и начало раздражать «непрозрачное», абсолютно «нечитаемое» выражение его лица, - в конце концов, я всего лишь твоя мать (она еще раз внутренне усмехнулась: «Всего лишь…»), а не гестаповец. Просто встретились, поговорили.
- О чем вы с ней говорили?
- О нас. – Нина все еще не могла пробиться через заслон. – Беспокоишься? О ней… - подбородок дрогнул, но она справилась.- А обо мне спросить не хочешь? Каково мне?
- Я не понимаю… Мама, что у вас произошло?
- Да просто… Рома, сынок, она тебе не пара, поверь! - Нина Александровна остановила порывавшегося ответить Романа движением ладони. Наконец-то в его лице что-то сдвинулось, поменялось. - Сейчас ты влюблен, понимаю, голова кругом. Она девушка симпатичная, не лишена обаяния, я все понимаю. Но пойми и ты, - это пройдет, а дальше? В ней же нет никакой сердечности, одна деловая хватка! …Да любит ли она тебя?!
- Мама, я тебя очень прошу – не говори о ней ТАК. – Нина поразилась голосу сына, его снова похолодевшему взгляду. И это ее Ромка? Обаятельный и улыбчивый Ромка?! Ну, Юлиана Викторовна Виноградова, спасибо! Хорошо же Вы влияете на моего сына! Сердце отозвалось болезненным толчком.
Роман между тем продолжал:
- Ты же ее совсем не знаешь. Ты видела ее только один раз!
- Да, вижу, я ее недооценила.
- Мама, я тебя очень уважаю… и всегда считал самой лучшей, но мне уже за тридцать! Понимаешь, мама?
Нина сжала руками виски.
- …И я люблю эту женщину!
В комнате наступила тишина.
Вот все и сказано. Роман осел на стуле. Явственно заныли плечи, словно он сбросил тяжелую ношу. Он не говорил такого даже себе. Находились другие слова и выражения, менее глубокие и окончательные, красивые, но лишь скользящие по поверхности смысла.
Тишину нарушил щелчок чайника. Мать встала и, не говоря ни слова, вышла, медленно прикрыв за собой дверь.
В комнате было темно, но она не стала включать свет. Села в кресло. Ее била дрожь, и Нина потянулась за пледом, закуталась.
Если бы она могла взглянуть на себя со стороны, то увидела бы искаженное непониманием и болью лицо одинокого человека. Да она и была в этот миг совсем одна. Даже сын принадлежал уже не ей, а другой женщине, чужой, враждебной… А дальше…
Если бы только был жив Митя! Все было бы по-другому. Нина вдруг ощутила как сильно и быстро сжалось горло, в самом верху, и, прежде, чем она успела зажать шею ладонями, ком вырвался наружу в виде глухого рыдания. Ее плечи затряслись.
Она плакала недолго, но как только ее перестало колотить, Нина почувствовала облегчение, а потом неясное недоумение: почему все происходящее затронуло ее настолько сильно? Они даже не договорили с Ромой… Нина Александровна отбросила плед. Разве все так страшно? И эта девчонка, она ведь, в сущности, еще зеленая… И вполне может так случиться, что все проблемы решатся сами собой, вполне… Судя по всему, она с норовом, но ведь и Ромка с характером, так что… Двое вожаков в одной стае…А что, вполне… И Митя бы не стал так беспокоиться. Нет, про Митю нельзя, никак нельзя. Нина вдохнула и выдохнула, сжала кулаки и резко выпрямила пальцы.
И тут же снова окаменела. А если они захотят пожениться? А если беременность… Виноградовы…
Да нет. Сколько они знакомы? Они знакомы давно, уже очень давно, вспомнила она.
Ну и что?
Ее бросало из стороны в сторону, как былинку, и она беспомощно барахталась в потоке эмоций, хватаясь за любую соломинку. Наконец, почти в отчаянии, щелкнула выключателем бра, и сразу хаос отступил.
Нельзя сдаваться, сразу думать о плохом. Нина похлопала ладонями по щекам, встала, включила основной свет, и, под напором реальности химеры отступили. Она хотела выйти из комнаты, но, взявшись за ручку двери, остановилась, услышав голос сына, - Роман разговаривал по телефону. Слов Нина не разобрала, но интонация… ТАК он мог говорить только с ней.
Даже свет не помог, - неожиданным образом его ласковый негромкий голос нарушил хрупкое тончайшее равновесие, еле-еле установившееся внутри нее.
Нина, сама не понимая, зачем, постояла еще пару минут у двери, потом, пошарив по полкам, взяла мобильный и набрала номер.
- Алло! Игорь? Здравствуй, это я… Узнал… Да, и тебя тоже… Игорь, мне нужно с тобой встретиться, обязательно… Нет, не по телефону… В три? Там же? Хорошо.

С переездом! И спасибо за новую главу!

С новосельем!
Жду продолжения.

_________________
Уезжают таланты, творцы и умы,
едут люди отменно отборные.
И останутся там, как у всякой тюрьмы,
надзиратели и поднадзорные.

И. Губерман

Обнаружила этот фик и проглотила все и сразу...
Грушка, это просто потрясающе!!! Я тут займу местечко, не выгонишь? И с нетерпением жду, что будет дальше...

_________________
Многое о разном
На сервере Стихи.ру
На сервере author.today

Спасибо за новую главу! Немножко беспокоюсь о том, что маманя Ромкина еще выкинуть надумает...

_________________
Улыбнуться легче, чем нахмуриться!

Дорогие мои, спасибо!!
Шурочка

Яна

Jane - очень приятно услышать такие слова, прочитала и сижу смущенная , спасибо!

spaceman

всегда вам рада, держу самовар тепленьким, только вот самой меня, хозяйки, частенько не бывает дома, к сожалению , но плюшки всегда на столе!


По содержанию: в конце концов все встает на круги своя, но вот сам этот процесс "вставания" на круги... бывает очень и очень болезненным... У моих героев именно так и получается...


Продолжение пишется...

Это я была, Грушка

Спасибки!

Грушка! С новосельем!

С новосельем

Спасибки, ждем! И с новосельем!

_________________
Какое бы ты не принял решение, оно все равно будет неверным.

Присоединяюсь к ожидающим..

И с новосельем

С переселением!

_________________
Улыбнуться легче, чем нахмуриться!